и конфискация всего имущества и средств можно назвать пощадой, но вот отца ждала только позорная виселица. Головы рубили простолюдинам, а вот благородных предпочитали вешать, и оставлять их трупы висеть подольше – дикая традиция, что установилась при деде Его Величества, когда нобилей стали неожиданно судить строже, чем рядовых граждан.
Но вот она – нежданно-негаданно свалившаяся на голову императорская милость. Отец умрёт, но умрёт как подобает благородному человеку – в бою, причём в бою с принцессой крови. Никаких поражений в правах, никакой конфискации и изгнания, кроме выплаты виры за причинённый ущерб, но взамен – клятва верности будущей убийце отца и младшие братья в качестве заложников…
Афине не требовалось быть менталистом, чтобы читать мысли юного нобиля – всё было прекрасно видно на его лице. Что же думала она сама? Ну, самое главное – отчего-то была тверда во мнении, что юный Крух, не смотря ни на что, не предаст. Не с тем залогом, что он сам же и назвал. Если же она ошибается… то пусть. Если имперская принцесса не умеет разбираться в людях, она всё равно не проживёт долго.
Супруга графа представляла же собой совершенно иное зрелище – первоначальная спесь и высокомерие сменились испугом и растерянностью. Кажется, она только сейчас поняла, во что именно ввязалась со своим мужем. Да ещё и даже после взятия замка дерзить принцессе… Серьёзный просчёт. За это она могла расстаться с жизнью прямо там же и тогда же.
Впрочем, Афина её даже понимала – сира просто заигралась. Заигралась во власть предержащую, поверив, что она куда значительнее, чем есть на самом деле… Иногда принцессе казалось, что она могла бы стать такой же… Если бы ей с самого детства не указывали, кто она такая и где ей место.
– Ваше последнее слово, сир, – голос Афины был столь же холоден, как и её улыбка. Такие моменты она тренировала не единожды в детстве, представляя, как будет говорить со своим обидчиками, и вот поди ж ты – пригодилось в кои-то веки.
– Дозволено ли мне будет задать вопрос вашему высочеству?
– Дозволяю.
– Почему вы просто не казнили меня, ваше высочество? – спросил Коммод.
– Вы – мятежник, сир, – ответила принцесса. – И вы должны умереть. Но если я просто убью вас, то другие инсургенты сделают из вас мученика. Поэтому вы падёте в поединке – не как зверски замученный узурпаторшей нобиль, а всего лишь как старый и дряхлый воин, проигравший молодой девчонке.
– Хе, не такой уж и дряхлый, – впервые за всё время улыбнулся граф, а затем почтительно склонил голову. – Благодарю вас за милость, ваше высочество. Эту… и иные прочие. Жаль, что никогда не смогу сразиться за вас – готов поклясться, это было бы славно. Пришло время расплатиться за свои ошибки.
Коммод опустил забрало, поднял щит и взял пернач наизготовку. Афина же осталась стоять, как стояла, не приняв никакой боевой стойки и даже не подняв меча, но её пальцы плотнее сжали рукоять.
Какое-то время противники стояли неподвижно