воздухе, даже пришлось потрясти головой, чтобы избавиться от наваждения. Вроде унылая серая мышка в дедушкином балахоне, а внутри явно целая тонна отборного гнева – небось копила всё лето, сидя в глубоком одиночестве на даче, чтобы выплеснуть теперь на нормальных людей. Дорвалась до цивилизации, ага. Тут её живо обломают – у нас таких зануд не любят.
Чего ей надо?
В подтверждение моих мыслей Лиса больно ткнула ручкой в бок и прошипела:
– Видал страшилу? В колхозе заснул сторож и главное чучело сбежало с грядки? Где только таких находят. По-моему, ты ей нравишься, вундеркинд недоделанный.
У Лисы язык, как бритва, но я её не виню – она молоток и умеет держать удар. Её богатенький папка кинул мамку и теперь возит по круизам новую шикарную жену, которая не сильно старше самой Лисы, но намного фигуристей, а она вынуждена утирать мамкины слёзы и прятать её бухло по огромной хате, оставленной бывшим. Жизнь не сахар, вот она и злющая. Зато с ней всегда легко, потому что она не лезет туда, куда её не просят.
– Трудно сказать, насколько она плоха, ведь надо бы раздеть, чтобы заценить. Вдруг там бомба, а?
Лиса легонько шлёпнула меня конспектом и захихикала, но моя реакция ей не понравилась. Не то, чтобы она запала на меня – нет. Она всегда спокойно и несколько свысока относилась к моим одноразовым приключениям, подчёркивая свой нерушимый дружеский статус. Кое-что у нас было – пару-тройку раз, но давно и мы об этом никогда не вспоминаем. Лиса выше этого.
– Ты балбес. Смотри, как ласково она прислонилась к хлюпику. Кажется, наши лошки подружились.
На секунду мне показалось, что она и вправду погладит его – подняла тонкую кисть, нелепо торчащую из широченного рукава безразмерного свитера, и поднесла к его засаленным волосам, глядя на него с непонятной нежностью, а мне вдруг стало страшно. Словно здесь есть опасность, только я не могу разобрать, в чём засада.
Хлюпик нагнулся к рюкзаку и она тут же отдёрнула руку и чуть-чуть отодвинулась. Он и не заметил, как только что чудом избежал телячьих нежностей – уставился на доску, как настоящий лох. Его зовут Степанов – вспомнил, как видел его в библиотеке при выдаче учебников. Впервые повезло чуваку, у него теперь есть шанс замутить с живой девчонкой, а не с собственным воображением. Что же, удачи! Надеюсь, она и правда хороша под страшенным прикидом.
А у лошка проблемы – после пары самый здоровенный из парней подкатил к нему, сопровождаемый стайкой таких же неудачников. Степанов выронил барахло дрожащими руками и мямлит, беспомощно озираясь на спасительную дверь, но Громов положил лапищу ему на плечо – чуть не раздавил беднягу.
Пока Громов что-то вещал через губу, дылда скользнула качку за спину и я подумал, что она торопится сбежать, пока её не задело, но жестоко ошибся. Дылда встала совершенно неподвижно и сверлит тяжёлым взглядом затылок Громова, а тот начал дёргать плечом и вдруг закашлялся и согнулся пополам, словно ему саданули дубиной поперёк туловища.
Степанов не настолько лох – подобрал манатки и тут же свалил куда подальше, а дылда неторопливо пошла следом, не поднимая глаз.
Признаться, что я был озадачен – ничего не сказать.
Ну же, соберись. Они ничего о тебе не знают. Они и понятия не имеют про вереницу опекунов, поспешно вернувших тебя после краткого подарочно-конфетного периода, когда ты так старалась быть милой и доброй девочкой для них. Всё заканчивалось предсказуемо и закономерно – тем самым до боли знакомым выражением ужаса и отвращения в их глазах, но не оно было наихудшим, потому что к подобному она уже привыкла и не ждала другого.
Почти не ждала, если быть честной. Нельзя же сдаться, когда тебе десять лет! Или четырнадцать. И даже пятнадцать. Смешно? А вот и нет. Человек склонен обманывать себя, но больше эта ошибка не повторится. Только не с ней.
Хуже всего было невыносимое торжество в глазах остальных детей, когда её снова возвращали в приют. Им нравилось, что её в очередной раз так унизительно ставили на место – тем самым она доказывала, что хотя и выглядит лучше их, в действительности куда как хуже.
Что же, они были правы. Я и правда намного хуже – но ведь это всё в прошлом, да? И эти студенты наверняка будут милы и приветливы, а она сможет показать себя хорошим другом. Безопасным другом – вот что важно.
На всякий случай – просто чтобы подготовиться к любым неожиданностям – я спряталась поблизости от входа и исподтишка наблюдала за студентами, собирающимися на нашу первую совместную лекцию. Наверняка все они из хороших семей или хотя бы имели по одному родителю. Даже плохая семья сойдёт, ведь это лучше, чем ничего.
Маму я почти не помнила, только ощущение тёплых рук и прикосновение мягких губ ко лбу, а вот лицо ускользало из памяти, оставив огромную чёрную дыру там, где должно быть что-то большое и хорошее. То, чего у меня не было и никогда не будет.
Нет, не стоит сейчас об этом – так дела не пойдут. Жалеть себя в первый день взрослой и самостоятельной жизни – бесперспективный тупик, а я твёрдо решила стать нормальным человеком. По крайней мере, попытаться.
Срывы в