Каково быть Анной?. Екатерина Константиновна Гликен

действительно назавтра идти было стыдно. Анна Сергеевна работала учительницей. Учительницей младших классов. Ну, ничего, она попросит Оленьку, и та с утра пораньше хорошенько накрасит её. Всё-таки макияж творит чудеса с изъянами женского лица. Нехорошо только, что переносица распухла. Ну, да что уж. Мало ли что бывает. Анна Сергеевна уже и историю придумала. Ловко получилось, хорошая история.

      – А куда ж я уйду, Оленька? – спросила подругу Анна Сергеевна.

      – Ну, сначала ко мне, у меня поживёшь.

      – А потом?

      – Ну-у, до потом надо дожить ещё. В конце концов, детей нет, ничего, комнату снимешь, первое время я помогу.

      – Тяжело, – вздохнула Анна Сергеевна.

      – А сейчас не тяжело? – Ольга удивлённо расставила руки. – Каждую неделю новый фингал. У тебя рак от этих побоев будет, или он тебя однажды убьёт или инвалидом сделает! Это не тяжело тебе?!

      Анна Сергеевна уронила голову на руки и тихо заплакала.

      – Ну, ладно, прости. Перестань. Ну, чего ты плачешь, жива ведь. Финик твой замажем… Помнишь, как мы с тобой однажды тебя мазью намазали, думали, лицо вместе с синяком рассосётся? Что это было? Дед мой колени ею мазал?

      Анна Сергеевна перестала плакать. И рассмеялась вместе с подругой, вытирая ладонью набежавшие слёзы.

      Анна Сергеевна росла в интеллигентной семье. Папа профессор, мама лаборант. С утра до ночи в доме гостили друзья, комнаты были полны разговорами о науке. В её семье обожали всевозможные теории и рассуждения, презирая от души творчество во всех его проявлениях. Люди пишущие, рисующие, сочиняющие – тунеядцы, язва на теле общества, вредители. Их клеймили каждый раз в компании, насмехаясь над свежими выпусками газет и журналов с сообщениями о достижениях разношёрстной гуманитарной шушары.