клетки, в которой проходили поединки, у парнишки подкосились ноги, и уже на первой минуте он жестом показал, что биться дальше не будет. Нерастраченный адреналин бушевал в крови Яна, и теперь ему надо было выпустить пар.
Он вдавил газ в пол, и чем больше показывала стрелка спидометра, тем меньше становилось его раздражение. Крыша его кабриолета медленно поползла вниз, и поскольку южное летнее солнце уже было низко, он смог наслаждаться приятным ветром, обдувающим его разгоряченную голову. Ян даже включил музыку, и мысленно напомнил себе, что победа все равно была за ним, но почему-то она ощущалась как поражение.
Сдернув с лица солнцезащитные очки, он ловким движением зацепил их за ворот своей белоснежной футболки, на которую он несколько минут назад поменял влажную от пота и испачканную кровью.
И только когда колеса его Мерседеса прошуршали по гравию подъездной дорожки, и он заметил отцовскую машину, припаркованную у дома, то вспомнил о том, что у них намечались гости. Вернее, гостья. Ян едва слышно выругался себе под нос. Он надеялся, что она не приедет. Как это случалось ранее, когда ее приглашали. Он был уверен, что это были только слова, и она, как и все предыдущие годы, найдет отговорку чтобы остаться в обдуваемом ветрами Питере. Да, конечно, он понимал, что Мила имеет полное право навещать своих родственников, но с последнего раза прошло уже четыре года, и почему сейчас, а не месяц назад, когда она была так нужна?
Смущение и желание избавиться от мыслей о их последней встрече каждый раз вынуждали его потереть лицо и насильно переключиться на что-то другое. Но на этот раз сделать это было сложнее.
Раньше, когда Мила приезжала каждое лето навестить своего дядю и деда с бабушкой, они были неразлейвода. Это он научил ее лазить по скалам, и задерживать дыхание под водой, это он с ревностью огораживал ее от потенциальных друзей и подруг и показал основы самообороны. Это с ним она выпила первую бутылку пива и так заразительно хохотала над ерундой, что он потерял голову. Черт побери юношеское безумие! Последующие четыре года он не был ангелом, но тот проклятый вечер до сих пор занимает верхнюю строчку антирейтинга достижений Яна.
Он еще раз мотнул головой, отгоняя от себя мысли, которые заставляли его ерзать на месте, но утешил себя тем, что все это было слишком давно, чтобы сейчас мучиться угрызениями совести.
Ян нацепил на лицо беззаботную улыбку и распахнул входные двери. Безупречная чистота в доме только подтвердила его догадку о том, что Мила все же приняла приглашение отца. Бабушка Агата считала святой обязанностью вылизывать полы до скрипа и хлорировать все, что не растворяется от агрессивного реагента. И сейчас к этому запаху примешивался аромат выпечки, чего не бывало уже с незапамятных времен. Очевидно, бабуля с раннего утра готовилась к гостье, но его поставить в известность у нее минутки не нашлось.
– Мила? Неожиданно! – как можно более небрежно бросил он.
– Почему же? Разве тебе не говорили о моем приезде? – Мила кинула вопросительный и несколько взволнованный взгляд на бабушку, но та только пожала плечами. – Что? Никто не сказал Яну, что я приезжаю? Это объясняет, почему ты меня не встретил. – Она и почесала за ухом старого пса, и улыбнулась.
Чертовски хитрая улыбка. Как и в то лето, она цепляла Яна гораздо больше ее огромных глаз цвета светлой морской волны. Хотя, надо отдать должное, теперь, в отличие от ее четырнадцатилетней, было на что посмотреть и кроме глаз.
Ян мысленно выругался на себя. Опять он думает о ней не как о двоюродной сестре. Хоть ее мать и была приемным ребенком деда и бабушки, все же на бумагах – как и для многих знакомых – Мила являлась его кузиной. А это неправильно. Совершенно неправильно. Даже для него, привыкшего раздвигать любые границы.
– Ты…немного повзрослела.
– А ты – нет.
Он вышел из комнаты, и она не увидела его ухмылки. Ян знал, что она заметила, как изменилось его тело за эти несколько лет занятий боевыми искусствами. Похоже, ее прибывание – каким бы долгим оно не оказалось – внесет долю веселья в его жизнь. Наконец, после смерти деда, этот дом наполнится чем-то еще, кроме скорби.
– Что за кошка пробежала между вами двумя? Раньше он закружил бы тебя так, что пришлось бы вырывать тебя из его цепких объятий. А сейчас он едва взглянул на тебя, – возмутилась Агата, подавая в огромной чашке отвар сине-зеленого цвета.
– Бабуля, все в порядке, просто прошло слишком много времени, и он уже не так рад мне, – произнесла Мила, невольно поморщившись от запаха. Хотя и сама не прочь узнать, с чем связано столь показное равнодушие. – Я уже столько раз тебе говорила, твои отвары не работают!
– Работают еще как, пей, увидишь, как от усталости и следа не останется.
Мила отпила обжигающую жидкость и с трудом заставила себя ее проглотить. Но сейчас ее внимание было все на Яне. Если уж на то пошло, то это она должна строить из себя жертву. Это он тогда поцеловал ее. Он испортил ее первый поцелуй. Потому что воспоминания о его губах вызывают не только сожаление, но и какое-то тянущее чувство, ощущение чего-то в корне неправильного, отчего все ее тело каждый раз покрывается