Роберт Льюис Стивенсон

Похищенный. Катриона


Скачать книгу

я не видывал ничего подобного.

      Наконец, закрепив последнюю цепочку, обитатель дома вошел в кухню. Это было тщедушное, сгорбленное создание с землистым, изрытым морщинами лицом. На вид ему было лет пятьдесят, но с тем же успехом его можно было принять и за семидесятилетнего старца. На нем был фланелевый ночной колпак, фланелевый же халат поверх истрепанной рубашки, который заменял ему и камзол, и кафтан. Лицо старика покрывала густая щетина, но самое неприятное, гнетущее впечатление производили его глаза, украдкой следившие за каждым моим движением и ускользавшие от моего взгляда. Трудно было решить с первого раза, к какому сословию принадлежит этот человек, что за нужда держит его в этом доме. Более всего он походил на лакея, угрюмо доживающего свой век в сторожах и получающего за свои труды скудное пропитание.

      – Что, проголодался? – спросил старик, искоса глядя в мою сторону. – Вон, на столе каша.

      Я замялся, сказав, что, как видно, прервал его трапезу.

      – Ничего-ничего. Я уж как-нибудь обойдусь. Выпью-ка лучше эля. Говорят, он смягчает кашель.

      И, не спуская с меня глаз, он осушил добрую треть стакана.

      – А ну, покажи-ка письмо, – внезапно сказал он, протянув руку.

      Я ответил, что письмо адресовано не ему, а мистеру Бальфуру.

      – А кто ж я таков, по твоему разумению?! Дай-ка сюда письмо. Оно ведь от Александра.

      – Как, вы знаете имя моего отца?

      – Было бы странно, если б я не знал. Как-никак он был мне родным братом. А тебе, вижу, не очень-то я по душе, да и дом мой, похоже, тебе не нравится, и овсяная каша тебе не по вкусу. Что ж, любезный, – тебя, кажется, зовут Дэви – ничего не поделаешь. Выходит, я твой родной дядя, а ты мой родной племянничек. Так, стало быть. А теперь подай мне письмо и изволь есть что дают.

      Будь я на несколько лет моложе, я бы не выдержал и разрыдался. Разные чувства теснились в моей душе: стыд, разочарование, уныние. Решительно сбитый с толку, не зная, радоваться мне или плакать, я подал ему письмо и молча принялся за еду, глотая кашу без всякого аппетита, насколько, конечно, это возможно в семнадцать лет.

      Между тем дядя, наклонясь к очагу, тщательно изучал письмо, повертывая его то так, то этак.

      – Что в нем? – внезапно спросил он. – Ты читал его?

      – Вы же видите, сэр, что печать не сломана.

      – Так-то так, а все-таки, что тебя привело ко мне?

      – Я уже говорил вам: я пришел передать вам это письмо.

      – Э, нет, – с лукавым видом сказал дядя. – Уж верно, ты на что-то надеялся, ведь не просто же так ты проделал такой путь.

      – Должен признаться, сэр, когда мне сказали, что у меня есть богатые родственники, я действительно питал надежду на то, что они окажут мне покровительство. Но я не нищий, сэр. Я не прошу подаяния, мне ничего не нужно от вас, коль скоро я вам неугоден. Пускай я беден, но у меня есть друзья: они, поверьте, не откажут мне в помощи.

      – Ну-ну, распетушился! – оборвал меня дядя. – Ничего, мы еще с тобой поладим. А теперь, дражайший племянник, я вижу, ты уже откушал моей каши, позволь же и мне немного подкрепиться.