и источниковедения, проблемах датировок, атрибуций, контекстуальных интерпретаций[1].
Внешняя причина объединения столь различных половин в том, что обе части написаны в качестве продолжений или приложений к двум уже изданным обзорам проблем, исследуемых археологией религии. Один был посвящен древностям Палестины в их соотношении с Ветхим Заветом (Мерперт, 2000), второй – сравнительному изучению памятников христианской Церкви (Беляев, 1998/2000). «Христианские древности» охватили большой период, от истоков позднеантичного христианства до конца Средневековья, при столь же значительном территориальном охвате (от первых шагов христианства на Ближнем Востоке и в Магрибе до широкого распространения и упрочения его на европейском континенте). «Очерки археологии библейских стран» в территориальном охвате были ограничены Палестиной с примыкающими районами Восточного Средиземноморья, но их хронологические рамки оказались не менее значительными: от появления на Ближнем Востоке древнейших предков человеческого рода до разрушения иерусалимского Храма вавилонским царем Навуходоносором II (586/587 г. до н. э.). Но оба обзора имели хронологические, а значит, и тематические, ограничения: «Очерки…» обрывались на сер. I тыс. до н. э., поскольку это традиционный для библейской археологии рубеж; в «Древностях», наоборот, почти не была затронута «ветхозаветная» составляющая. Через тот и другой рубеж необходимо перешагнуть, чтобы образовать неразрывную культурно-хронологическую последовательность. Так что выпуск двух разных книг под одной обложкой кажется нам оправданным уже с формальной точки зрения: две области археологии делают шаг навстречу друг другу, хотя вектор их движения при этом в хронологическом отношении противоположен.
Впрочем, важнее другое. Эпоха, которую освещает наш совместный обзор, почти никогда не рассматривается в Сиро-Палестинском регионе и на Ближнем Востоке как единое целое, как самостоятельный культурно-исторический период. С одной стороны, ее заслоняют бурные события периода заселения евреями Ханаана с последующим формированием, расцветом и гибелью государств Иудеи и Израиля, и отвечающая им картина развития материальной среды Палестины, на которой много десятилетий было сосредоточено все внимание археологов. С другой стороны, внимание отвлекает не менее яркий и гораздо более проявленный в художественном и археологическом отношении мир Средиземноморья эпохи Империи, полный внутреннего драматизма и служащий средой для становления христианства.
Все, что происходит в «промежуточный» период, выглядит, с точки зрения обеих «конфессиональных» археологий (археологии иудаизма и археологии христианства), своего рода интермедией, не имеющей внутреннего единства и не заслуживающей исследования как целостный объект. Но такой взгляд – результат научно-культурной ангажированности, порожденной многовековой сосредоточенностью этих археологий на привлекательных или же на самых спорных и проблемных участках культурно-исторического процесса, каким он представляется религиозному сознанию. На самом деле, избранная нами эпоха обладает не только известной культурной цельностью, – она является во многих отношениях ключевой для генезиса (и, соответственно, для анализа) обеих частей Завета как исторических источников. Почти то же самое можно сказать и в отношении формирования новых религиозных форм – талмудического иудаизма и раннего христианства. Поэтому потребность в книге, которая служила бы своего рода мостом между археологией древнейшего периода Сиро-Палестинского региона и археологией раннехристианского Средиземноморья, для нас обоих очевидна.
Дело затрудняется тем, что, хотя оба автора не впервые обращаются к вопросам изучения религиозной археологии, в данном случае они вынуждены решительно выйти за границы «своих» исторических периодов и оказаться в непривычной для них атмосфере античного Средиземноморья и Ближнего Востока, пугающе быстро подойдя «к границам своей профессиональной компетенции», как выразился в аналогичной ситуации С.С. Аверинцев. Зная, что такое поведение может не довести до добра, – мы все же решились, поскольку, после выхода обеих книг (тепло встреченных коллегами) убедились в нужности таких экскурсов, и, одновременно, осознали, что нам не удалось охватить избранную область религиозной археологии целиком. Между бурно развивающейся археологией раннего Израиля и не менее активно исследуемым раннесредневековым периодом отсутствовало связующее звено. Неестественность разрыва между ними очевидна без объяснений. В историографии этот разрыв вырос из-за того, что специалисты, занимающиеся археологией Сиро-Палестинского региона с эпохи позднего каменного века до первых столетий железного века обычно останавливаются на моменте гибели независимых еврейских государств (т. н. «вавилонском пленении»), не доходя до эллинистической эпохи. В то же время ученые, изучающие археологию Средиземноморья, могут опереться на материальные объекты, оставленные христианами, в лучшем случае, со II–III вв. н. э., а чаще – с IV или даже V вв.
Таким образом, неохваченным остается период в восемь-девять веков истории (VI в. до н. э. – 313 г. н. э.). Причем это период, чрезвычайно важный для выяснения генезиса христианства и рождения зрелых форм иудаизма; для изучения связи между Ветхим и Новым Заветом (разрыв