Делёж. Максим Горький

ной, яркой и неподвижно стоявшей в мягком синем небе. Отошла всенощная, и через площадь в разные стороны расходились тёмные фигуры людей. Они, осторожно обходя лужи, пропадали в улицах – пяти узких каналах, выходивших на площадь.

      И вот на ней стало пусто, тихо и печально. Тогда в тени около церковной паперти раздался слабый звук металла, упавшего на камни, и откуда-то вышла маленькая фигурка. Она, странно подпрыгивая, побежала по мостовой и вдруг уменьшилась – не то наклонилась, не то упала на землю.

      В то же время из одной улицы появилась крупная, немного согнутая фигура человека и, медленно шагая, направилась в сторону первой. Шла она, не разбирая дороги, и лужицы воды то и дело всхлипывали под её ногами, разбрызгиваясь по сторонам. Вот они обе сошлись в одну массу, – вторая фигура скрыла собой первую, изогнувшись над ней.

      – Ты чего шаришь? – раздался хриплый, надтреснутый бас.

      – Пятачок! – ответил звонкий детский альт, озабоченно и тревожно. – Стал считать, сколько всего, а он, еретик, вырвался из рук, да и покатился. Сколько вот ищу! Ах ты!

      – Верно знаешь – пятачок? – меланхолично спросил бас.

      – Ну, ещё бы! Она всегда пятачок даёт… Это вот её и был.

      – Кто – она?

      – Она-то? Барыня такая…

      – И всегда пятачок? – вздохнул большой.

      – Всегда… – кратко и озабоченно кинул мальчик.

      И всё так же плотно слитые в густое тёмное пятно, они оба замолкли, тщательно шаря по земле.

      – Не найти! Вода. Грязь. А монета крупная. Жаль! – проговорил бас, вздохнул и выпрямился.

      – А наплевать ин! – вдруг решил маленький и тоже встал во весь рост. Он был горбат, а его собеседник высок, тонок и странно съёжен. Казалось, что его сильно ударили сверху по голове и она у него глубоко вошла в плечи.