д Погорск напоминал вышедшую на панель проститутку. Готовясь уступить трон очередному мэру, он вырядился в пестрые баннеры и плакаты, с которых самодовольно взирали холеные персоны в дорогих одежках и белозубо улыбались плетущимся по грязным улицам унылым горожанам. Персоны эти презентабельно выставляли свои самые выгодные, как считали их пиарщики, достоинства. Один изображал из себя любителя детей, другой – патриота, третий – борца с коррупцией, четвертый – чистюлю, обещающего навести порядок в не убиравшихся годами городских парках и дворах. Свои достоинства претенденты на городской престол подкрепляли заметными издали прибаутками вроде: «Такой-то Такой-тович – ваш кандидат!» или «Такая-то Такая-товна: я сделаю город чище!». Желание этих персон выглядеть заметнее своих конкурентов делало их похожими на товар в витринах магазинов. И, если бы баннеры и плакаты могли говорить, непременно кричали б наперебой: «Купи меня!.. Меня!.. Меня!..» Для тех же горожан, что смотрели лишь себе под ноги и не видели дальше тротуара, на улицах существовали специальные малооплачиваемые люди, единственной обязанностью которых было совать под нос прохожим листовки с изображениями все тех же пытающихся перещеголять друг друга рвущихся в мэры персон. Правда, большинство этой макулатуры тут же оказывалось в мусорных урнах либо летело на асфальт, откуда следующим утром ее гнали пестрой волной не менее малооплачиваемые дворники.
Всеволод Пластилин тоже улыбался с баннеров и плакатов. Более того, как ныне действующий мэр города, он пользовался преимуществом: гигантский транспарант с его изображением водружали на престижном месте – на площади прямо напротив здания городской администрации. В агитпроспектах, раздаваемых на всех улицах Погорска, значилось, что Всеволод Пластилин воспитывался в детдоме, где выделялся среди сверстников умом и хорошим поведением, из-за чего на него обратила внимание интеллигентная семья. Приемный сын почетного гражданина города, Сева с отличием окончил среднюю школу, а затем с красным дипломом институт. Был успешным бизнесменом, а после стал чиновником – несколько лет занимал ответственные посты, ратуя за честность и справедливость. Четыре года назад он был избран мэром и за этот срок внес огромный вклад в развитие родного города. Женат, хороший семьянин, воспитывает дочь.
Сам же этот положительней во всех отношениях персонаж в торжественный момент водружения его портрета на площади стоял на зеленом парковом газоне, втянув брюшко, выпятив грудь и слегка приподняв руку, чтобы были заметны дорогие часы на его холеном запястье, выглядывающем из рукава модного дорогого пиджака. Всем своим видом Всеволод Пластилин словно пародировал свое собственное улыбающееся с транспаранта изображение и излучал уверенность в том, что благодарные горожане непременно изберут его еще на один срок.
– Ну как, нравится тебе папа? – спросил он хмуро стоящую у его ног шестилетнюю дочку Дашуню.
Та, не поднимая головы, пожала плечами.
– Хватит дуться! – Пластилин ловко подхватил ее на руки. – Ну-ка, улыбнись!
Дашуня с трудом выжала из себя улыбку.
– Пап, а почему ты больше к нам не приходишь? – вдруг спросила девочка.
– Давай лучше потом об этом поговорим, – не прекращая улыбаться, ответил Пластилин. – Смотри туда. Кто там у нас? Правильно, мама! А ну, улыбнись маме!
Увидев машущую рукой маму, стоявшую у края газона, Дашуня засияла, словно солнышко, что грело их с небес в этот теплый осенний день.
– Пап, а ты к нам вернешься? – снова спросила девочка.
– Хватит задавать глупые вопросы! – На безукоризненном фотогеничном лице Пластилина все-таки появилось столь неуместное для такого момента раздражение. – Так, Дашунька, куда подевались наши белые зубки?
– Ты нас с мамой не любишь, – заключила дочка.
– Любишь, не любишь… Какое это сейчас имеет значение? Ты должна улыбаться! Эй, дочь, слышишь меня? А ну улыбнись, говорю!
На щеках девочки заблестели слезы.
– Не хочу я больше никому улыбаться! – закричала она и принялась вырываться.
– Так, стоп! – вскричал Пластилин и поставил дочку на землю. Та сразу же рванула в объятия матери.
– Всеволод Петрович, мы еще не закончили! – воскликнул человек с гигантской фотокамерой, за секунду до этого словно кузнечик прыгавший вокруг Пластилина и его дочки, сверкая вспышкой.
Мэр не ответил. Он нервно взад-вперед мерил шагами газон.
– Сева, что случилось? – К нему лисой метнулся Выкрутасов – его правая рука в мэрии. А быть может, даже обе руки сразу. Ведь, пока Всеволод Пластилин красовался на фуршетах и обложках газет, именно Выкрутасов решал большинство административных задач. Не без пользы для собственного кармана, конечно.
– Этот ребенок просто невыносим! – всплеснул руками Пластилин, попутно отметив, как это движение заставило шикарно блеснуть на солнце его золотые запонки. – Обязательно было устраивать этот цирк?
– Для пиара, Севочка! Все для пиара, все ради имиджа! Пиплам нравятся детские мордашки. Да