они по новой моде сокращали слово «революция», – а посему могли возникнуть неприятности за содействие столь явному «бывшему»…
– Что значит «бывший»? – не понял Дебольцов.
– А это те, которых боле нету, – охотно и с сочувственной улыбкой объяснил косоглазый.
По улицам шли матросы и рабочие портового завода, женщины кадрильного облика надевали на ходу красные косынки, извозчик косил на Дебольцова взглядом и нехорошо усмехался:
– В Одесте тогда похоже было, мне отец рассказывал, там матросню убили, так другая матросня вы́резала фецера́м яйца, а которые избегли – тем опосля вышло утопление в вода́х.
– Каких еще «вода́х», болван?
– Черноморских, барин, вам следоват быть понятливее, а то умрете…
У подъезда командующего Дебольцов застал черный «линкольн» и скучающего на заднем сиденье старшего лейтенанта в новой форме Временного правительства. У Дебольцова эта форма вызывала бешеное раздражение – ну какие же это военные с галунами и «погонами» торгового флота? Заметив пристальный взгляд полковника, моряк привстал и вежливо откозырял:
– Не нравится?
– А вы как думали?
– Мы, увы, не думаем, полковник… Надобно уметь подчиняться.
– Для чего же, если не секрет?
– Для построения новой России. Народ во главе угла, полковник! И только он может распоряжаться своей судьбой! Из Петербурга?
– Из Петрограда… – проговорил Дебольцов, не выговаривая «р».
– Под Ульянова работаете? А что… Ульянов, знаете ли, – это нечто. Мощь. Ум. Политик с большой буквы.
– У меня сообщение из Главного штаба. Адмирал примет меня?
– У него обед, но идемте, доложу. – Он пошел первым и даже вежливо открыл Дебольцову дверь.
Вошли, появилась смазливая горничная («мармулетка» – сразу же окрестил ее Дебольцов), приняла фуражки, старший лейтенант снова пошел впереди; когда поднялись на галерею перед балконом – увидели моложавого адмирала, тоже в новой непрезентабельной форме. У адмирала был невероятно большой нос и цепкий взгляд из-под мощных, красиво изогнутых бровей.
Дебольцов представился:
– У меня сообщение чрезвычайной важности.
Колчак кивнул:
– Прошу, господа. – На балкон вышел первым, сразу же предложил сесть – Дебольцову понравилось, что командующий разрешил докладывать в свободной форме; уселись по ранжиру чинов: Колчак первым…
– Ваше превосходительство… – с чувством произнес Дебольцов. Военный или дворянский титул был для него столь же непреложен, как «Отче наш» поутру и перед сном, теперь же, когда «демократы» отменили титулование и все стали просто «господами», независимо от чинов и званий, – этот ритуал сделался почти мистическим. Колчак понял, это было видно по едва заметной улыбке, вдруг мелькнувшей на тонкой верхней губе.
– Ситуация в России обострилась и будет ухудшаться с каждым днем. Дело