из низших слоев, из черни – во главе…
К автомобилю прорваться было трудно, невозможно даже – толпа уперто стояла с общей хамской улыбкой словно на одном лице, толкали, стараясь задеть побольнее; флаг-офицер и еще один, из артиллеристов, яростно расталкивали ухмыляющиеся рожи, уже понимая, что через мгновение произойдет непоправимое.
Колчака впихнули на первое сиденье, кто-то из самых революционных попытался укрепить на «линкольне» транспарант с надписью: «Даешь красный флот!» – выдернули палки и с треском разодрали податливую материю, швырнули в толпу, автомобиль тронулся, его проводили волчьим воем «Марсельезы» и матерной бранью.
Все было кончено. Оставался формальный акт: объявить о сложении полномочий командующего флотом, назначить временного преемника, спустить свой флаг. Была и еще одна традиционная обязанность, но о ней не хотелось думать, потому что она требовала отказа от некой личной реликвии – и навсегда, безвозвратно.
Катер ждал у пирса, командир доложил традиционно о готовности, задымила надраенная труба. «Вы, полковник, держитесь за поручень, упадете с непривычки, – усмехнувшись, посоветовал Дебольцову, катер тронулся к рейду, там был уже виден флагманский броненосец «Георгий Победоносец».
Подошли к трапу, послышалась команда, вахтенный офицер ел глазами, командир корабля стоял рядом с новым командующим – тот появился как бы сам собой, а может, и был вызван заранее или пришел с докладом? Но это был именно новый командующий, адмирал Лукин. Построилась команда с офицерами, все ждали, Колчак понял, что должен обнародовать свое решение. «Я скажу им все», – повернулся он к Дебольцову. Тот кивнул: «Иначе нельзя».
– Друзья мои… – начал Колчак. В эти последние мгновения он вновь ощутил их всех именно «друзьями», теми, ради кого отдают, не дрогнув, жизнь. Он всегда отдавал ее за них и готов был отдать теперь, он знал это. – Власть в России захвачена революционной интеллигенцией, которая вот уже сто с лишним лет сотрясает российский воздух враждебным словом отрицания. Этим спесивым фракам чужда Россия и ее страдающий народ, они хотят только одного: болтать, болтать и болтать! О долге, которого они не ведают, о равенстве всех со всеми – что глупо и неисполнимо. Но у порога власти стоят и безответственные элементы, большевики – в первую голову! Эти болтать не станут. Их вожди всегда звали Русь к топору, и кажется мне – настал сей скорбный час. Ни страны, ни армии, ни флота нет боле. Здоровых сил в России тоже нет!
Поднял голову – там, на грот-мачте, полощется флаг командующего, его флаг. Еще несколько мгновений, и он поползет вниз. Навсегда.
– Я не хочу и не могу, – продолжал он вдруг дрогнувшим голосом, – наблюдать за развалом, понимая, что сделать уже ничего не могу. Это бесчестно…
Подошли к трапу, командир откозырял и удалился странной прыгающей походкой, кортик он не придерживал, и тот болтался, будто случайная деталь случайно надетого костюма.
И еще раз посмотрел на флаг: там уже был другой, контр-адмиральский, Лукина… Итак – все кончено. Остается только вниз по трапу, к катеру, исполнить последний