е столько опасно, сколько депрессивно. Жилые дома должны были пойти под снос еще в прошлом веке, да так что-то и не пошли. В одном из таких домов живу я.
Дворы у нас, в общем-то, симпатичные, как в итальянском кино 50-х годов. Выходишь на балкон вешать белье, подбочениваешься, озираешься и чувствуешь себя не то Анной Маньяни, не то Софи Лорен. Для полноты ощущений стоило бы, конечно, спуститься и развешивать простыни ближе к народу. Там стоят новые металлические стойки с веревками, как бы намекая, что никто здесь ничего сносить не собирается. Но я ограничиваюсь тем, что машу соседке рукой со своего балкона, когда она крутится с бельем или хлопочет вокруг цветника. Летом все стараются что-нибудь вырастить – кто на балконах, кто под окнами. Даже самые пропащие пьянчуги относятся к этому с уважением и в клумбах стараются не валяться, а то можно и по башке получить. Наши женщины, старой заводской закалки, шутить не станут. Я здесь чужая и за 10 лет так и не узнала имен даже ближайших соседей, но это не мешает мне любить старомодную срань всем своим сердцем. К тому же в моей квартире трехметровые потолки, а это дорогого стоит. Потому я ее и выбрала. А еще за кованый балкон без остекления, который тут же покрасила в черный, чтобы он красиво выделялся на фоне старого красного кирпича. Честно сказать, даже в пресловутой «чистенькой Европе» я выбираю именно такие районы. Когда ездишь самостоятельно и останавливаешься в тех местах, на которые просто хватает денег, можно узнать значительно больше, чем «старая площадь, ратуша, ресторанчики, приветливые люди». Так-то в моем городе тоже есть миленькие места. Да что там, у нас даже свой Биг Бен есть – у фонтана в центре торчит аккуратная башенка с часами. Культурно! Элегантно! Не стыдно людям показать.
На окраине же, за пределами уютных дворов, все гораздо хуже: кругом склады и заводы, половина из них не работает, и заброшенные корпуса выглядят, как после бомбежки. Помимо призрачных новостроек на горизонте, взгляд может упереться либо в какую-нибудь трубу, либо в перекошенные ворота. Серый бетон чередуется со столетним кирпичом цвета засохшей крови, где-то торчат заржавленные куски металла, где-то – гниющие доски. Яркие вывески продовольственных лавок и убогие клумбы в крашеных автопокрышках выглядят, как раскисшая помада на скомканном старушечьем лице.
В этом есть, несомненно, своя эстетика, но ценят ее разве что посетители фотовыставок. Индустриальная разруха, затолканная в стильные рамочки за стеклом, это совсем другое дело, особенно под бокальчик-другой в тесном кругу. Главное – вовремя вернуться домой, чтобы мгновенно все позабыть. Живя в Москве, я частенько проводила время подобным образом.
Теперь это не про меня. Я здесь живу постоянно, каждый мой вдох наполнен промышленным прахом, а это совсем другая история. Каждый раз, выковыривая из щетки пылесоса сбившиеся колтуны пыли, радуюсь, что у меня нет животных: только шерсти в доме еще и не хватало! Впрочем, надо быть благодарной: именно переезд из Москвы в подмосковную промзону спровоцировал меня сбежать на первые две зимы на Кубу и на третью – в Эфиопию.
Среди живописной карибской и африканской разрухи я чувствовала себя как дома, только там еще и дышать можно полной грудью, и солнца куда как больше, и люди повеселее. Человеку, живущему в подмосковной промзоне, для счастья нужно всего три вещи: просторное голубое небо, чистый воздух и мягкая водопроводная вода. А если кругом еще что-то непрерывно цветет, то он ощущает себя просто в раю, хотя ни на что подобное уже и не рассчитывал.
Мне просто казалось, в мои тогдашние 38 лет, что зимняя серость среди разрушенных заводов меня убьет окончательно. Я и так была чуть жива после очередного разрыва с мужчиной, к тому же пришлось уйти на фриланс: в моем городишке офисной работы для меня нет. Два высших образования позволили мне занять узкую нишу – писать рекламные тексты для технарей – и стать в ней одной из лучших. На Кубе приходилось объяснять развернуто: что я писательница, только пишу не книги, а тексты пара пропаганда комерсиаль – для рекламы. И рада бы назвать себя по-простому, наемным писакой, но вот этот оттенок смысла поди передай на чужом языке. А слово копирайтер не всем понятно и в России. Тогда я не знала, что Семь африканских сил помогут мне пережить еще и не такое.
В те годы путешествия только что стали новой религией и казалось, так будет всегда. Я успела прожить еще несколько жизней, мотаясь с ноутбуком по миру, вернуться домой и выйти замуж. А потом в наш и без того душный город, где и без того некуда пойти, пришла пандемия со своими душными масками и самоизоляцией. Я так и не смогла показать мужу Гавану, а ведь у нас уже были билеты.
Трекинговые палки в руках позволяют сосредоточиться на простых движениях и честно пройти дневную норму шагов. Обычно на это уходит час-полтора, и я возвращаюсь домой к работе.
Единственную целую лавочку в захламленном подобии сквера на моем пути занял какой-то пропойца в линялых черных обносках.
Он сидит сгорбившись, смотрит в одну точку и полностью слился бы с унылым пейзажем, кабы не пластиковые карнавальные очки зеленого цвета. Эта нелепая деталь как будто специально создана, чтобы привлечь мое внимание. Когда я прохожу мимо, он поднимает голову и смотрит на меня с пьяным вызовом.