и несколько месяцев продержалась относительно стабильно, но при одной мысли о возвращении в профессию у меня начались спазмы в желудке.
Мороз на улице стоял такой, что я пошатнулась. О том, чтобы снимать перчатки, и речи идти не могло, так что разжигала сигарету я целую вечность. Но в конце концов справилась и встала у стеночки, глядя, как снежинки вьются и роятся в свете ближайшего фонаря. Курение было для меня единственным железным предлогом удрать с какого-нибудь социального мероприятия и немного передохнуть. А значит, оно входило в мой арсенал приемов избегающего поведения – проще говоря, уменьшало мою тревожность в краткосрочном плане, убирая меня из социально-стрессовой ситуации, но в долгосрочном плане формировало поведенческий паттерн уклонения, не позволявший мне взглянуть своим страхам в лицо, а заодно сформировало и привычку, избавиться от которой мне не удавалось.
Я заранее знала все, что скажет мне потом Райан. Что я не должна позволять тревожности становиться на пути моих желаний. Что иногда приходится как следует потрудиться, чтобы попасть туда, куда тебе надо. И по обоим пунктам он будет прав, но он просто никогда не сталкивался с токсичной обстановкой на иных профессиональных кухнях. Всякий раз, если я вдруг начинала грызть себя за то, что отказалась от мечты стать поваром, я напоминала себе, почему бросила это дело.
– Длинные смены и постоянная работа по вечерам и выходным.
– Перестаешь любить еду. Попробуй приготовь за неделю сотню куриных котлеток по-киевски, и ты скоро смотреть на них не сможешь.
– Мой кошмарный босс, Крейг. Такой урод! Ты битый час возишься, готовишь соус. А он пробует и выливает все в раковину только потому, что соли маловато или консистенция чуть-чуть жидковатая – словом, из-за чего-то легко поправимого.
– Быть единственной женщиной на кухне очень непросто. Постоянные шуточки про мои сиськи или задницу, а стоит мне дать отпор, сразу начинаются вопросы: у тебя что, критические дни?
– Расистский сушеф, Джек, вечно талдычивший, что важны все жизни, не только черные.
Неудивительно, что в совокупности это все вылилось в приступ тревожности, каких у меня в жизни еще, кажется, не случалось.
Уволившись, я совершенно сорвалась. Вернулась в папин дом и провела там несколько месяцев – преимущественно в постели, питаясь томатным супом, медовыми «Чириосами» и чоу мейном со свининой. Я решила найти какую-нибудь стабильную сферу деятельности, в которую можно не слишком вовлекаться эмоционально, и остановилась на работе с кадрами. Когда Нина перебралась в Норвич, там как раз открылась начальная позиция, так что мы стали снимать квартиру вместе. Ко времени нашего с Райаном знакомства мы с ней прожили там уже восемнадцать месяцев и успели обзавестись веселой компанией. Рабочий день у меня заканчивался в пять, что оставляло мне полно времени готовить на всех навороченные ужины, отчего создавалось не вполне верное впечатление, будто я душа и сердце общества. Бедный Райан. В первые дни знакомства он говорил,