чем они там говорили, было не разобрать, а подобраться поближе не имелось никакой возможности – вполне могли заметить. Да что там могли, право же, заметили бы, чай, не слепые. Так что лучше уж так, издалека… Однако же не совсем видно. Кто там? Что за девушка? Танечка? Или кто-то другой? По фигурке вроде похожа… Да они все, балетные, похожи. Все поджарые, стройненькие, быстроногие. Ах, Танечка, Танечка…
Или не она? Хотя кому ж и быть-то? Представление (кажется, «Слуга двух господ» Карло Гольдони) как раз и закончилось с час назад… Пока переоделась, пока то да се, пока доехали…
Откуда-то сверху вдруг послышался резкий звук, очень похожий на клацанье взводимого курка! Да не похожий, а точно!
– Ложи-ись! – выскочив, закричал Дэн.
Тотчас же грянул выстрел! За ним – еще один. Судя по всему, стреляли из ближайшего доходного дома… Хотя черт пока с ним, со стрелком! Со всех ног Денис метнулся к упавшей на мостовую девушке. Неужели достал-таки? Но каков меткач! Впрочем, не так уж тут и далеко. Саженей двадцать, не более. И луна, вон, ярко светит, зараза…
– Что с ней? Эй…
– Ой, барин! Кажись, убили дамочку.
– Типун тебе!
Бросив грозный взгляд на извозчика, Денис склонился над телом, всмотрелся, прислушался, потрогал запястье… Несчастная еще дышала – прерывисто, тяжело. Темно-серое платье ее намокло от крови. Весь левый бок…
– Танечка! Танечка… – с болью выкрикнул Дэн… и тут же осекся, разглядев наконец лицо.
На мостовой, у задних колес коляски лежала вовсе не Танечка, а ее подружка – Катенька Изольдова, тоже балетная, из бывших крепостных графа Аркадия Федоровича Изольдова, с которым Денис Васильевич как-то… Впрочем, это сейчас было не важно.
– Скорей! – Выдохнув, молодой человек со всей осторожностью взял девушку на руки и сердито глянул на «ваньку». – Ну, что стоишь-то? Гони давай к доктору! Или… нет… лучше – в дом.
Из дома уже бежали. Скрипнула дверь, и на улицу выскочили сразу двое – бородатый привратник и злая на вид старушенция в скрипучих башмаках и сером старомодном капоте с дурацкими рюшами, смотревшимися, как на корове седло.
– Господин Давыдов? – ахнула старушенция. – Вы как здесь?
– Случайно, – Денис отмахнулся. – Давайте ее в дом…
– А кто это? Ой… Катерина! Катя… Да кто ж ее?
– Кто-кто, – поднимая девушку, хмыкнул в бороду привратник, такой же коренастый, как и сам Давыдов. – Тут Хитров рынок недалече… Шалят!
Денис покусал усы:
– Но… не из пистолета же!
– А что бы, барин, и нет? – Привратник – звали его, кстати, Прохор – уже заносил раненую в парадное, или, говоря по-московски, подъезд.
Давыдов живо сунул извозчику двугривенный:
– За доктором гони, живо. Пречистенка, десятый дом. Знаешь?
– Угу…
– Скажешь, что от меня… от Дениса Васильевича Давыдова. Доктор – сосед мой. Звать его Афанасий Михалыч. Уж он не откажет… Ну все, поезжай. Не забудешь, дурья твоя голова?
– Как можно, барин!
Взгромоздившись на козлы, «ванька» обтер руки о фартук и схватил вожжи:
– Н-но, залетная! Н-но!
Зацокали по брусчатке копыта, быстро набравшая скорость коляска скрылась в ночи. Точнее сказать, было уже утро, уже занималась над крышами зыбкая алая полоска – заря.
Между тем несчастную уже внесли в комнаты, в апартаменты, расположенные на недешевом третьем этаже. Да и сам-то дом был не из дешевых, директор Императорских театров Аполлон Александрович Майков снимал здесь комнаты для своих актрис, буде те задержатся вдруг в Первопрестольной, чтоб не тащились по ночи в Кунцево, где в сером, давящей архитектуры доме и проживали воспитанницы балетного училища. Жили, благодаря доброте и протекции Майкова, на полном пансионе, но в строгости, под зорким контролем отставного актера Украсова – истинного цербера, не дававшего девчонкам никакой воли. Так что те, когда вырывались из-под контроля, пользовались короткой свободою, насколько могли. Иногда – на свою голову, как вот несчастная Катенька.
– Ну, что там с ней? – подойдя к большой, с малиновым балдахином кровати, шепотом осведомился Денис.
– Похоже, что плохо, барин, – хриплым голосом отозвалась старуха.
Фекла Матвеевна, так ее звали, тоже была из бывших актрис, злющая, как ведьма, ничуть не лучше Украсова. Почему-то именно таких монстров Аполлон Александрович для своих балетных и нанимал. Может, правильно и делал, да.
– Едва дышит…
В старом подсвечнике, потрескивая, тускло горели свечи. Высохшее желтое лицо старухи исказилось гримасою, выражавшей не пойми что, то ли сочувствие, а то ли, наоборот, злорадство, мол, так тебе и надо, твари гулящей, ага!
– Да где же это чертов доктор?
– Тут не доктор нужен, – прошипела Фекла Матвеевна. – Батюшку звать пора.
– Так ты думаешь, она…
– Не жилец, – и старуха желчно усмехнулась. –