вая утром у окна с чашечкой кофе или чая, Василиса глазами упиралась в окна противоположного дома. Случайные люди в окнах напротив стали уже как родные. Вечерами в освещённых электрическим светом окнах Василиса наблюдала чужую жизнь. У кого-то она проходила бурно и страстно, а у кого-то, как у нее, ничего интересного.
Василисе было неважно, к кому на дачу напроситься. Только не учитывала она одну вещь: где бы она ни оказывалась, все равно вела обособленный образ жизни. Рано вставала, уходила гулять, чтобы никому не надоедать. Вшивая интеллигентность. В шумных и пьяных компаниях не участвовала и спать уходила рано. Что была она там, что нет. Василиса-то думала, что просто никому не мешает, а оказывается, надо было быть частью коллектива, а не обосабливаться. Если тебя приглашают, то зачем-то, что нужно хозяевам, а не для выполнения твоих запросов. Каждый заботится только о себе. Но Василиса этого не понимала, также как и не понимала, почему ее не зовут снова и все приглашения сошли на нет. А с ней просто было скучно. Хороший человечек, но пресный. А человек должен быть ярким, занимать общество. Увы, Василиса не умела себя преподносить, да и не считала нужным.
Как-то она возвращалась домой, погостив в очередной раз у кого-то на даче, по дороге к станции к ней привязался щенок и молча шел по пятам. «Ну не бросать же малыша», – подумала Вася и, засунув за пазуху грязный комок шерсти, шагнула в электричку. Так кусок загородной жизни перекочевал в бетонные стены многомиллионного города.
Василиса назвала его непритязательно – Шариком, ссылаясь на Булгакова и ее любимое произведение «Собачье сердце». Другие варианты даже в голову не приходили. Ему это имя категорически не шло. Казалось, Шарик и сам это понимает. Кроме всего прочего, Булгакова пёс не знал и не осознавал всей значимости своего имени. Но Василиса и слышать ничего не хотела – Шарик и всё тут. Гуляя на улице, там, где было много собак и их хозяев, он иногда даже не отзывался на это имя. Находясь в компании своих соплеменников, поднимающих лапу под каждым кустом Гамлетов и Персеев, он будто стыдился, но не себя, а своей нерадивой хозяйки Васи, у которой не хватило ума назвать его как-то поинтереснее. С появлением собаки жизнь Василисы круто изменилась и её почему-то вообще перестали звать в гости. Ещё бы, она всё равно бы приехала с Шариком, а кому нужен страшный лающий зверь, в которого быстро превратился мохнатый комочек. Он пугал только одним своим видом. Лохматое бело-грязное чудовище размером с медвежонка, с коричневой мордой и одним стоячим ухом, выглядело очень угрожающе. Но никто, кроме Васи, не знал, что за этой неприглядной внешностью скрывается добрая, веселая душа, да и ума в его кудлатой голове была палата.
У Василисы никогда не было собак, а значит, и опыта по воспитанию данных животных, да и вообще каких-либо других не имелось. Поэтому она относилась к псу как к маленькому человеку. Ум Шарика поражал ее. Казалось, они общались на уровне мыслей. Он мог заставить хозяйку сделать что-то, что ему надо, одним только взглядом. Обижался, когда она надолго уходила, игнорировал ее, если задерживалась и выводила на прогулку позже обычного или не давала вкусняшку, потому что вовремя не купила или забыла. Васе иногда казалось, что это Шарик приютил её, а не наоборот.
Василиса жила с Шариком в квартире, доставшейся ей от родителей, одна. Мужчины у нее не было. Опыт, конечно, был, и то с женатиком, но все закончилось слезами и соплями – женатика, конечно. Хотя Василиса и не пользовалась бешеным спросом на брачном рынке, но и тащить лямку любовницы всю жизнь тоже не собиралась. А потом у нее появился Шарик, и всю свою нерастраченную любовь она направила на него. Потихоньку Шарик отодвинул ее личную жизнь на второй план и прочно устроился в центре Васиного мироздания. Весь мир крутился только вокруг него. Ну чем не мужик? Повадки те же, бубенцы между ног звенят, характер эгоистичный и требовательный.
Вместо дачи она нашла небольшие городские парки недалеко от дома, и каждый день Шарик выгуливал там Василису. Работала Вася дома. Состояла в бюро переводов, но работу брала на дом. Ей разрешали. Шарик был счастлив. Он устраивался рядом, когда она работала, клал ей голову на колени и стоял с закрытыми глазами, пока сон не валил его. Тогда он ложился хозяйке под ноги, и она могла смело зарыть свои озябшие ноги в теплую собачью шерсть.
Все общение Василисы сводилось к другим собачникам, расширить свой круг можно было, только познакомившись с кем-то на выгуле. Шарик не выносил конкуренции, и если Вася с кем-то задерживалась, зацепившись языком, он начинал тянуть поводок: пойдем, мол, дальше, я уже здесь все обгадил и требую новую неизведанную территорию с другими метками. Василиса поспешно прощалась и двигалась дальше, понимая, что, не послушавшись, могла быть повержена на землю, так как противостоять силе Шарика было невозможно. У нее появилось несколько подруг. Вернее, у Шарика появилось несколько знакомых. Проня и Тяпа, шпицы, брат с сестрой, выгуливали молодую симпатичную женщину с шестилетней белокурой девочкой. Шарик позволял Васе это общение, пока он гордо производил впечатление на застывших, дрожащих и прижавшихся друг к другу от страха Проню с Тяпой, пораженных видом и величием Шарика.
Все разговоры собачников сводились только к одному: как и что животное ест, пьет, как покакал, как пописал,