Что ждет ее? Оправдается ли до конца давнее видение, или судьба готовит ей уловку?
Полы арбы резко распахнулись, ударил свет в глаза.
– Я пришел к тебе, Ожулун.
Как и тогда, во сне, она увидела Джэсэгэя в лучах слепящего солнечного сияния: сверкала кольчуга, искрился островерхий шлем, и ниспадающие золотистые кудри казались небесными…
– Ты ждала меня?
– Да.
Теперь Джэсэгэй взял поводья упряжи, а рядом с арбой, по обе стороны, поехали, как догадывалась Ожулун, родные его братья: один совершенно юный, безусый еще, но очень плотный, крепкий парень, другой – уже немолодой.
– Эх, братишка, какую девушку мы отбили у этих меркитов! Глаз не отвести! – восторженно восклицал первый.
– Не думай, дитя, что ты попала в полымя, – утешающе говорил второй. – Ты нашла свое счастье! Мой брат Джэсэгэй – отпрыск великого рода, стать одной из его жен – честь для любой девушки! А недавно сам Амбагай-хаган присвоил ему звание батыра, достающееся только лучшим из лучших!
Она сидела в углу арбы, смотрела на реку Онон, привораживающую своим мерным течением, в голове проносились видения детства, свадебного пира, вставало перед глазами скорбное лицо Чилэди, уже такого далекого, совершенно чужого, что даже было страшно представить. А не случись все это, не явись Джэсэгэй, неужто так и прожила бы она?
Вдруг подступил комок к горлу, хлынули слезы, и она ничего не могла поделать с собой, заплакала, зарыдала в голос, со всхлипами и стоном. И, словно переживая вместе с ней, заволновалась река, тревожащая рябь пошла по водной глади.
– Посмотри, брат! – в изумлении промолвил младший, Бэлгитей. – Само небо от голоса ее закручивает вихри…
– Может, это знак? Может, пока не поздно, пока не начались другие бедствия, вернуть ее?.. – продолжил старший, Ньыкын-Тайджи.
– Нет, убай. Мне беда с ней не страшна, – повернулся к Ожулун с улыбкой Джэсэгэй. – Ожулун, милая, почему прекрасные твои глаза полны слез, почему вздрагивают в горечи твои чудные губы, о чем скорбит твой певучий голос?
Ожулун хотелось ответить, что она плачет от счастья, но стыдно было признаться в этом при всех, стыдно было за свое счастье перед далеким уже, но не забытым еще Чилэди, и вместо ответа она лишь всхлипнула громче и закрыла лицо руками.
– Тогда условимся так, – посуровел Ньыкын-Тайджи. – Пока отвези девушку в свой сурт, а мы с Бэлгитеем срочно съездим к олхонутам.
– Зачем?! Я все равно на ней женюсь – на этом оставим разговор.
– Не мели пустое! – стал вразумлять брата Ньыкын по праву старшего. – Ты что, хочешь сойтись с женщиной, будто животное, не узнав, каких она кровей, кто были ее предки?! А если род ее окажется увечным, хворым, а то и с дурной болезнью, передаваемой из поколения в поколение?! А ведь она должна стать твоей старшей женой – женой-хотун!
– Да не ослеп ли ты, брат мой? Разве белое ее лицо, ладный стан, ее движения и манеры не говорят тебе о том, что эта девушка доброго, почитаемого рода-племени?! Бэлгитей, скажи