большинство из них люди прекрасные, прямые и честные? Как им не следовать за предводителями? Это не их вина, – продолжал Джаргытай, взмахнув рукой с искривленными, похожими на железные клещи пальцами, глядя поочередно в глаза сидящим на военном совете. – Надо прирастать каждым, пусть и небольшим родом. Конечно, с туматами я не знаком, но, как рассказывают знающие, они люди очень выносливые, крепкие, привычные к дальним походам.
– К тому же славятся своей неуступчивостью, тупым упрямством, мертвой хваткой сродни меркитам, – съехидничал с кривой усмешкой Боорчу. – От таких «добрых людей» только и жди какой-нибудь пакости в спину… Нет уж, лучше очистить свой тыл и сражаться со спокойной душой. Мое мнение – наказать, и крепко!..
– Ладно, успокойтесь! Мы собрались здесь не для ссор и пререканий, а для доброго совета, – попытался утихомирить спорящих Мухулай, поняв, что обстановка накаляется не в пользу совещания. – Давайте говорить спокойней, от нас ждут только мудрых решений.
– В таком случае советуйтесь без меня! Я не умею разговаривать спокойно с такими истуканами, как Боорчу, который думает лишь о рубке голов, и уговаривать его не хочу!..
Толстый и обычно неповоротливый, Соргон-Сура вскочил в гневе и с несвойственной ему быстротою направился к выходу, но Мухулаю с Джэлмэ все же удалось остановить его, уговорить остаться.
В сурте воцарилась на какое-то время тишина. Большинство с надеждой оглядывались на Хана, все еще молча сидевшего в стороне, но тот лишь очень внимательно рассматривал стрелы, которые принес с собой, и неспешно подтачивал их.
Боорчу, прикашлянув в кулак, медленно поднялся с места.
– Что поделаешь, хоть и прослыл я здесь головорезом, но придется все ж уточнить свое мнение, разъяснить кое-что. Все кажется простым только на первый взгляд: чем больше, дескать, союзников, тем лучше… На самом же деле, если вдуматься, попытаться разобраться да подсчитать, все оказывается не совсем так. Да и сам-то человек всегда с двойным-тройным дном, с потайной стороной и подкладкой…
– Вот оно как! Оказывается, мы жалеем людей по причине своей ограниченности, неспособности понять все премудрости! – Старый Соргон-Сура все еще ерепенился. – Вон как вывернул: будто среди нас нет никого, кто бы так хорошо понимал обратную сторону всякого дела. Словами вывернул, на деле этого не умея! А насколько я знаю, мало кто из тойонов сравнится с Боорчу по своей грубости, нежеланью думать, а только идти напролом, крушить, растаптывать, разрубать все непонятное ему…
– Ладно-ладно. – Привыкший к вечным придиркам старика и, видимо, не обижаясь, Боорчу отмахнулся от него, словно от назойливого комара, и продолжал: – Помните, сколько раз мы прощали, надеясь на лучшее, меркитов?
– Помним…
– И чем снисходительнее мы были к ним, чем больше добра делали, тем непримиримее они становились, помните? Сколько лучших людей мы принесли в жертву тогда, потеряли в борьбе с ними? Разве не так?
– Так…
– И