м в родимых шотландских горах;
Я мчусь, забывая опасность и страх,
За диким оленем, за ланью лесной, —
Где б ни был я – сердцем в отчизне родной!
Довольство судьбой
Свободен и весел, я малым доволен;
Мир божий мне кажется чудно приволен;
Я радуюсь солнцу, я радуюсь дню,
И призрак заботы я песней гоню.
Взгрустнется ль, порой, под ударом судьбы —
Я вспомню, что жизнь нам дана для борьбы.
Веселье равняется звонкой монете,
Свобода же – сан высочайший на свете,
И этого сана лишить не могли
Великие мужи ничтожных земли!
Мой путь не без терний, но раз уж пройден,
Кто вспомнит, – как труден был путнику он?
Фортуну слепую мы часто поносим,
Но как бы ее ни звалися дары:
Песнь, наслажденье, работа, пиры, —
На все отвечаю я: – милости просим!
В поле
Дженни платье разорвала;
Прицепился колос;
За собой она слыхала
В поле чей-то голос.
Дженни бедная бежала
Все по бездорожью,
Дженни платье разорвала,
Пробираясь рожью.
Если кто встречал кого-то
В поле знойным летом,
Что кому-то за охота
Толковать об этом…
Если кто во ржи кого-то
Целовал случайно —
Не для нас о том забота
И не наша тайна.
Песня
Я женат, и не для света, —
Для меня жена моя.
За душой одна монета,
Но ее не занял я.
В долг ничем я не ссужаю
Из соседей никого,
Но и сам не занимаю
У соседей ничего.
Не бывал я господином
И слугой ни для кого, —
Но с мечом моим старинным
Не страшусь я ничего.
Пусть мой голос мало значит,
Пусть живу я бедняком —
Обо мне никто не плачет,
Я не плачу ни о ком!
Сельский субботний вечер в Шотландии
Вольное подражание Р. Борнсу И. Козлова
Let not Ambition mock their useful toil,
Their homely joys, and destiny obscure;
Not Grandeur hear, with a disdainful smile,
The short and simple annals oi the poor.
Послание к Ал. Ан. B…ковой:
Была пора – луч ясный в ней сиял,
Я сердцем жил, я радостью дышал,
И жизнь моя играючи летела.
Те дни прошли; одета черной мглой,
В моих очах природа потемнела;
Кругом гроза; но ты была со мной,
Моя судьба душой твоей светлела;
Мне заменил твой дружеский привет
Обман надежд и блеск (веселых лет;
Забылось всё. – Как пленники к неволе,
Привыкнул я к моей угрюмой доле;
Она – окажу ль – мне сделалась мила:
Меня с тобой она, мой друг, свела,
И, может быть, недаром мы узнали,
Как много есть прекрасного в печали!
Теперь с тобой надолго разлучен;
Но дружбою, но памятью твоею
Как воздухом душистым окружен;
Я чувствовать и думать не умел,
Чтоб чувств и дум с тобой не разделять.
Стеснен ли дух от мрачных впечатлений,
Горит ли он в порывах вдохновений —
Могу ль тебя, могу ль не вспоминать?
В уме моем ты мыслию высокой,
Ты в нежности и тайной, и глубокой
Душевных чувств, и ты ж в моих очах
Как яркая звезда на темных небесах.
Я ждал ее, я мчался к ней душою,
Я для нее сквозь слезы песни пел,
Я пел, – она… была уж не земною;
Звук томных струн, он к ней не долетел;
Тиха ее далекая могила;
Душа светла в надзвездной стороне;
Но сердце тех, кого она любила…
Святая тень! Молися обо мне…
Ноябрь шумит; в полях метель и вьюга;
Ненастный день стал меркнуть за горой;
Уж отпряжен усталый бык от плуга,
И