вольности мозаик
Скрывался извергом прозаик…
Замаливая век грехи,
Не чтим мы более стихи;
Пустил поэт слезу скупую,
Внимая грусти дивной флоры:
Явивши паузу немую,
Утихли шелеста их хоры.
И уходя, окинув взором,
Вопрос я задал им укором:
За что же разуму назло
По сей день любите его?!
Но их ответом на прощанье
Поэт услышал лишь молчанье.
«Быть может…»
Мне дивным голосом девицы
Сплетали песнь из сладких слов:
Приди скорей, твоей десницы
Мы предначертанный улов…
Их светел каждой лик в сто лун,
И кожа – жемчуг потаенный;
Казалось бы, земной я лгун,
Делец, на хитрость обреченный:
За что же грешнику награда?
Уста – зефир, глаза – сапфир:
Тех наслаждение – услада,
О чем не помышлял сей мир.
А чуждым делом столь неловко;
Возможно, песни адресат —
Небес жестокою издевкой —
Не я, щедроте что столь рад.
– А не ошиблись ли вы, девы,
Слагая песнь ту обо мне? —
Безверны разуму напевы:
Грехами горб мой на спине;
В ответ журчанием медовым
Слух одурманен, но не пьян:
– Ты из числа, что был ведомым
Страстями, окаянством рьян…
Уста огреху неподвластны;
И провидением времен
Ты – господин нам меткой ясной:
Удел Скрижалью сей вменен.
А сонмом всех своих грехов
Одним стал дьяволу ты плох:
О них Создателю не лгал,
Когда был созван Трибунал;
И взору нашему коль мил,
Быть может, Бог тебя простил…
«Урок Истории рабам»
(Реквием по идеалистам)
Каким же путь был ваш тернистым,
Мои друзья, идеалисты…
Не без мороза, не без фарта,
Но вы побили Бонапарта;
Не без предательств Талейрана,
В Париж вошли вы спешно, рьяно.
И в нем каприз Истории
Вам ниспослал викторию;
Но, к чести, следует признать,
Не побоявшись осознать,
Что ваша Родина прогнила
На фоне Праги, Вены, Рима,
Вернулись вскоре вы домой
Под лозунгами: «Гниль – долой!»
К набору светлых мыслей, лиц,
Вам не хватило лишь… (яиц)
Каре! – И пушки… Пушки по углам! —
Укор Истории глупцам!
Не вам ли посвящал я строки,
О вас не Бога ли молил?!…
Того услышьте же упреки,
Что милосердным к слабым слыл!
Но очерствел я сердцем диким…
Я стал к бесчестию безликим:
Мне капля крови дорога,
Чтоб проливать ту за раба.
Во мне всегда жил добрый человек!
Но доброты души все струны
Заставив замолчать навек,
Наполнил сердобольством урны.
Картечь…