путь от ювелирного завода до дома он мог бы проехать с завязанными глазами. Десять лет он повторял его изо дня в день. Здесь были знакомы ему и каждая кочка, и каждая рытвинка, и каждый хитрый изгиб. Потому и мог так беззаботно отвлекаться на фонари, на вывески магазинов и на понурые лица редких прохожих, бредущих после работы через продуктовые прилавки в свои уютные норы. Вот, кстати, и ему нужно не забыть забежать в кондитерский отдел. Хорошо, что вспомнил. У Дашки сегодня День рожденья. Обещал торт к вечернему чаю. Подарок она выпросила, конечно же, ещё за три дня до даты. Так и раньше всегда было. Нетерпеливая. Впрочем, как и все дети в её возрасте. Сегодня ей исполнилось девять лет. Егор души не чаял в своей дочке. Ба́ловал её, насколько хватало финансов и свободного времени. Правда, и того и другого всегда было впритык, да и сама Дашка от излишнего внимания старалась Егора избавить, будучи не по годам самостоятельной и рассудительной. Возможно, она так резко повзрослела после трагедии, случившейся в их семье десять месяцев назад… Егор изо всех сил вцепился руками в руль. Слёзы подступили к глазам. Не хотелось снова думать об этом. Он притормозил метров за пятьсот до кондитерской, припарковал машину и решил пройтись немного пешком, чтобы в голове улеглось. Всё-таки вечером нужно будет веселить Дашку, а не ходить по кухне с понурым видом.
Торт он выбрал самый простецкий – «Медовик». Дашка его обожала. Да и сам он был не прочь полакомиться сладеньким перед сном. Прихватил ещё «Кока-колы» и абрикосовой жвачки. В общем, затарился всем самым вредным, если верить врачам-популистам, и настроение его стало приходить в норму.
К своему дому он подъехал в половине седьмого. Дождь наконец перестал моросить, тучи рассеялись, и над крышей соседней многоэтажки показалась яркая, в красноватых оттенках луна. Егор целую минуту простоял, запрокинув голову и глядя в небо. Звёзд отчего-то совсем не было видно. Только эта луна, похожая на глаз разгневанного дракона. По спине пробежали мурашки. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение, открыл дверь и вошёл в подъезд. По инерции заглянул в почтовый ящик и двинулся было дальше, поскольку ничего там обнаружить не ожидал – для квитанций ещё рановато. Однако резко замер. В ящике что-то лежало. Конверт. Егор опустил пакет с покупками на пол, повертел письмо… Сердце его бешено заколотилось. Без очков он не мог прочесть адресата, но он узнал почерк. Это был почерк его жены! Его покойной жены, которую он похоронил десять месяцев тому назад и о чём старался сегодня не вспоминать, чтобы не расстраивать своим грустным видом Дашку. Руки задрожали. Дыхание участилось. Судорожно стал шарить по карманам в поисках очков. Но найти их так и не смог. Бред какой-то. Откуда может в ящике оказаться письмо? Чья-то чудовищная шутка? Запоздалая работа почты? Или просто почерк совсем другого человека, со́слепу показавшийся похожим на почерк жены? Успокоиться. Главное сейчас – успокоиться. Дышать ровно. Вдох-выдох, вдох-выдох. Вот так. Хорошо. Разберётся во всём позже. Наверняка окажется какой-нибудь ерундой. И чего так разволновался? Луна что ли так повлияла? Егор убрал конверт во внутренний карман куртки, взял пакет и направился к лифту.
Когда он вошёл в квартиру, то уже в коридоре его настиг аромат жареных котлет и лука. Хоть и нечасто, но Дашка готовила им на двоих ужин. И получалось это у неё весьма вкусно. Егор искренне недоумевал, когда приходилось слышать от знакомых, что они не позволяют своим девяти-, а то и десятилетним детям пользоваться плитой. Что за ерунда? Неужели они и правда полагают, что включить и выключить газ намного сложнее, чем вычислить площадь треугольника?
На секунду запахи словно вернули его в прошлое, в те дни, когда жена, Марина, была ещё жива, находя время хлопотать по хозяйству, хотя работа её торговым представителем требовала больших усилий, нервов и отнимала лишние часы, которые при обычном графике можно было бы потратить на семью. За несколько месяцев до трагедии этих часов почти совсем не оставалось. Очень частыми стали командировки, особенно в один довольно далёкий городок, название которого Егор никогда не мог запомнить. То ли Торшилино, то ли Торжки. В середине января одна из таких поездок и стала для Марины последней. В тот день была оттепель, а к вечеру, когда она возвращалась на казённом автомобиле – довольно новенькой и шустрой «Мазде», – шоссе подморозило. Не справилась с управлением, на скорости сто километров в час съехала в кювет и врезалась в тополь. Егор уже привык к её поздним возвращениям из этого Торшилина-Торжков, и потому спокойно спал, когда его разбудил звонок из больницы. Вместе с Дашкой они поспешили туда, но не успели… Марина скончалась, так и не придя в сознание…
– Папа, – Дашкин голос из кухни прозвучал звонко и взволнованно. – Подожди. Не спеши проходить. Я сейчас.
Егор в очередной раз отогнал печальные мысли, проверил зачем-то, на месте ли злополучное письмо, повесил на крючок куртку, разулся и замер, ожидая, когда дочка скажет, что проходить уже можно.
Она появилась в коридоре через минуту.
– Привет, – сказала она, обняла его за талию и прижалась. – Ты ничего не забыл купить?
– Ничего, – ответил Егор, поцеловал её в лоб и улыбнулся.
– Ничего не купил или ничего не забыл? – игриво нахмурившись, переспросила Даша.
– Ну