великого князя владимирского Юрия?..
– Сие одному Богу известно, но могу сказать: князь хоть и не молод, да на дела скор. Узнаете тотчас, как будет получено дозволение.
Прокопий с юнотой вышли, оставив ромеев наедине. На улице, таясь, он сказал Парамошке:
– Приглядывай, – и пошел прочь, думая, однако, про себя: «Люди как люди. Во Христа веруют… А все как-то не то. Не знаешь, откуда лихо нагрянет».
Во Владимире
Стольный Владимир сверкал златоглавыми соборами. День стоял праздничный. На Иоанна Крестителя во всех церквях собиралось множество народа. А там, где народ, там и торг широкий, и людей торговых полно. Благо и князь сему делу покровитель. С того и иноземные купцы стали частыми гостями во Владимире. А кому с того худо? Весь окрестный люд норовил в такой день во Владимир попасть. Коли мошна[19] не пуста, грех нужный товар обойти. И казне княжьей прибыток. В такой день появились во Владимире два монаха-доминиканца.
О прибытии посольства великому князю владимирскому Юрию Всеволодовичу было известно заранее. Прошла целая седмица[20], как навстречу им был отправлен боярин Акинфий.
Акинфий Лукич устало покачивался в седле. Сказывались годы. Много ли в седле провел боярин, а уже притомился. Из-за этого и ночлег пришлось устроить на самом подходе к Владимиру. Да и подумать было о чем. Почти всю ночь он не сомкнул глаз, а с рассветом снова в дорогу.
Нет, не о том, что именно ему выпало встречать дальних гостей, были его думы. Не в первый раз. Да и язык их только он да дьяк Прокопий разумел. Кому же, как не ему, такое дело было поручить. Да слова, случайно ли оброненные ромеями, заставляли задуматься:
«По всему видно, наслышаны они про наши заботы. Когда Прокопий рядом, молчат, как с водой во рту…»
Но думы думами, а Владимир был перед ними.
Хоть и не молод был боярин Акинфий, однако дело свое помнил. Редкий приезжий купец ускользал от его очей во Владимире. Приставленные людишки зорко присматривали за пришлым народом. Да и со своими, владимирскими, знались. Купец он ведь и есть купец – нос по ветру держать должен, чтоб мошна тяжелела. И к кому, как не к нему, вести собираются. Сам Акинфий такой дружбы не сторонился, а иных, что вдалеке корысть имеют, привечал. Когда и поручал чего не в службу, а в дружбу. Так долгие годы и был княжьим оком. И видели его очи куда дальше Владимирской земли.
Устав от своих дум, Акинфий Лукич вздохнул с облегчением, лишь он увидел Владимир. Пристроив гостей у себя под боком, боярин заспешил к обедне.
Церковь Успенья Пресвятой Богородицы была переполнена именитым людом. Из всех князь с домочадцами выделялся особо, стоя почти перед самым алтарем. Справа сыновья с женами, слева княгиня с младшими дочерьми. Дальше ближние бояре с семействами, и поодаль народец попроще.
Акинфий пробираться к князю не стал. Встал в сторонке, ждал конца службы. Только дорогие дорожные сапоги выдавали в нем человека непростого, с достатком. От цепких очей не ускользнуло, что ближе всех к князю стоит его давний недруг Тимофей Кряж, но это не тревожило Акинфия.