Смеху потом не оберешься. Да вот конь совсем сник. А молодого да бойкого заслужить еще надо. Пришлось снова бежать.
Заметили его издали. Навстречу вышла пара воротных стражников. Один из них – известный весельчак Клим с копной непослушных рыжих волос, выбивающихся изпод шишака[6], – подхватил коня под уздцы. Все его звали Рябой. Другой – Горюн, меченный шрамом через все чело, – хмуро спросил:
– Эк тебя угораздило. Стряслось чего?
В горле у Андрейки пересохло от долгого бега. Вместо ответа он поперхнулся и закашлялся.
– Да погодь ты. Вишь, как зашелся.
Рябой протянул оплетенную ивовыми прутьями флягу парубку.
Настоянный малиновый квас продрал горло.
– Булгары пожаловали. К боярину Евпатию мне надобно немедля, – прохрипел парубок.
– Идем, – буркнул меченый.
На пороге избы он просунулся в дверь и тихо позвал:
– Игнатий…
Игнатий, стремянный боярина Евпатия, вышел сразу же.
– До боярина тут.
– Погоди. Гляну, не почивает ли боярин. Поздно уже.
Но Евпатий еще не спал. Вышел сам. Обернувшись к Игнатию, бросил:
– Демьяна покличь.
– Да тута я.
Встревоженный ночным шумом, в избу вошел Демьян. Рослый, годами не моложе боярина, он сурово посмотрел на парубка.
Евпатий кивнул:
– Сказывай, чего видел.
– Булгары на Мокше объявились. От Дадонова ручья я сюда поскакал, а Матюша приглядывать остался.
– Булгары ли?
– Они. У Матюши око наметано.
– Много?
– Да не более двух дюжин будет.
Евпатий повернулся к Демьяну:
– Подымай людей.
Расспрашивать дальше боярин не стал. Все было ясно. Булгары, надеясь пройти незамеченными, намеревались, как повелось, напасть на порубежные веси и уйти восвояси с добычей.
Все разошлись. Евпатий открыл волоковое оконце и выглянул на улицу. Погруженная в дремоту крепостица зашевелилась. Слышалось ржание коней. Он затворил окно. Игнатий неподвижно стоял у входа в горницу.
– Крепостица на тебя останется. Митяй со мной пойдет.
Стремянный вздохнул:
– Воля твоя, Евпатий Львович.
– Да не тужи. Пособи лучше бронь надеть.
Сборы были недолгими. И уже вскоре легкоконная полусотня рязанских воев выехала из крепости. Рядом с боярином на свежем коне скакал Андрейка.
…Всадники в островерхих шапках ехали молча. Наказ старшего был суров.
«Летние ночи коротки, а сторожевые заставы рязанского князя наставлены густо, – об этом Санчук помнил хорошо, – надо спешить». Давно он сам не ходил за добычей на другой берег Итиля[7], но время было женить сына. Став не последним воином, он так и не разбогател, как другие. Ехали сторожко. Проводник вел стороной от дорог, но на этот раз лихим добытчикам не удалось остаться незамеченными. Большое торговое селение Кнечь встретило булгар тишиной. Жители успели разбежаться по окрестным