русская бабеночка за океан в страну далекую, Америкой прозываемую. Летела на самолете вся, тревожных мыслей полна. Ан как не смогу жить в стране заморской, что делать тогда? Назад пути отрезаны. Все раздала детям да добрым людям, нет за душой ничего. Вот душа, правда, жива, и ой как еще жива. Да и не только душа… А были мысли-мечты желанные, что обретет она, наконец, счастье бабье в той стороне. И надежды были настоящие, потому что ждал ее в той стране заморской муж-жених преданный, девять лет семейную жизнь дожидающийся.
Как в России-то-матушке еще жил, гоголем перед ней ходил, подарками одаривал. Куда ни взглянет она, он уж бежит угодить: «Съешь это, пойдем туда, хочешь это?»
Принцессой себя чувствовала. Да и как мужик мог себя показать, постель холодной не бывала. Думала, что ничего, что огонь в ее крови не горит, семейная жизнь дороже.
Главное – он человек хороший.
Не сразу согласилась замуж за него идти, да и он присматривался не один год. А попутно разговорами сладкими умасливал. Мол, приедешь в Америку, дом купим, бизнес купим, ох заживем.
– А деньги где возьмем? – вопрошала бабенка.
– Не думай об этом, – успокаивал мужичок, – положись на меня.
Удивлялась она, да привыкла верить людям и тут поверила.
Ну вот, встретил он ее в аэропорту, усадил в машину большую сверкающую, повез в новую жизнь. Бабочка смотрит в окошко, диву дается красоте да чистоте вокруг. Поговаривали, что в загранице тротуары шампунем моют, и то, наверно, правда. Вон как все сверкает. А уж деревьев, каких только нет, а трава кругом, да цветы – глаз не оторвать.
А как домой привез муж новобрачную свою, опечалилась женщина. Куда восторги делись, бухнулась как в жижу болотную. В квартире не прибрано, посуды ворох немытой, видно ее ждали, неделю не мыли. Собачонка мелкая на худых ножках скачет-снует везде, а где понравится, там и оправиться присядет. Вольготно ей тут, целуются с ней денно и нощно хозяин с дочкой, да зять местный.
В спальне-опочивальне не о любви думать, а укрыться б от света белого, чтоб не видеть вещей и бумаг горами наваленных. Открыла шкаф, а оттуда квитанции посыпались. Все четыре года, видно, складывал, да подсчитывал, сколько он ей послал, с тех пор как расписались. Стукнуло сердчишко, страшно стало, не ошиблась ли она в мужичке.
Закручинилась женщина, да делать нечего, надо жизнь новую начинать. Кинулась убирать палаты трехкомнатные, да шторы шить, да скатерти покупать.
– Не бывать здесь больше посуды бумажной одноразовой. Будете жить как в лучших домах Лондона и Парижа.
Ожил дом, цветы появились на подоконниках, посуда заблестела, картины на стенах глаза радуют. Жить бы, наконец, да жить. Только вот беда, отвыкли мужчина с женщиной друг от друга, и не притянется она никак. А тут еще одна ужасная вещь обнаружилась. Как что не по нему, замолкает мужик надолго. И тогда о какой уж тут постели мечтать, выжить бы на этом тихом кладбище. Кабы знала женщина эту черту молчания упорного, кабы ведала, не пошла бы замуж ни за какие богатства.
Мужичок за годы разлуки от жизни беззаботной ленивым стал, ничего ему уж не интересно, только бы в карты играть, да телевизор смотреть. А женщина крутится волчком, все узнать хочет.
И вроде все хорошо, и дом уютный, теплый, и муж заботливый да непьющий, и потакает ей также как и раньше во всем, и уж дошло до того, что и готовить сам стал – не утруждай себя, милая, занимайся своими делами. Ну чем не мечта, а не жизнь для русской-то женщины. Вот для русской-то как раз и не мечта такая жизнь. Наша бабочка должна сама обихаживать своего любимого и от этого радость испытывать необыкновенную. Чтоб сидеть смотреть, как твой милый обедает с аппетитом, блюда тобой приготовленные нахваливает, как потом рассказывает ей новости за день происшедшие, ее выслушает. Посмеялись бы о чем-то, да в обнимку и в спаленку.
Но не тут-то было. Она рассказывает по вечерам, как день прошел, что нового, интересного услышала. Бывало и не поймет, что мужичок опять в молчанку ушел. Не мог он ей, оказывается, простить, что она смела ему замечания делать.
– Ну и что, что я размахиваю во все стороны перед носом гостя ножом и вилкой, мой дом, что хочу, то и делаю. Пил пиво из бутылки, а не из стакана, и буду пить, хоть в ресторане, хоть на великосветском приеме.
Так и спать стали в разных комнатах. В первый год три месяца пост оказался, дальше – больше. На пятый год совместной жизни уже по семь месяцев мужик один спал. Звала она его, да не могла дозваться. А жизнь текла своим чередом. Все было вроде и нормально. И в гости ходили, и в путешествиях развлекались. И цветы дарил огромными букетами, один за другим, и в любви объясняться не уставал, когда время “поста” проходило.
Толстеть стала женщина, стало ей страшно, что не рвется уже она к жизни новой. Разве о таком она мечтала, когда ехала за тридевять земель в страну эту. Разве в том радость жизненная, чтобы поесть вволю, да поспать на диване мягком?
Нет уж, это не для меня, решила женщина.
– Давай будем откладывать понемногу денежку. Сколько можно тратить на еду заморскую диковинную? Почему ты не ешь нормальной вареной пищи,