-ха.
На фоне того же цвета асфальта с густой снежной жижей в тон карандашному наброску прозаичной натуры бессовестно поигрывали радужными кольцами пятачки чумазых лужиц. Выбоины и ямки вобрали в себя вместе с талой водой нефтяные автомобильные выбросы из двигателей, трансмиссий и прочих хитроумных узлов топливных систем. Казалось, они наглым образом разбрасывали гранями невидимых призм разноцветную радугу от воображаемого старинного шапито. Так уставшая от однообразия человеческая фантазия иногда пытается реализоваться в тусклом свете сиротливых, но еще не погашенных фонарей и в первых проблесках робко нарождающегося восхода, пробуждая тягу ко всему прекрасному. И тут, на пустынной набережной, четко проявленные контрасты и нюансы могли бы стать еще более заметными любому, кто имел в том потребность, чтобы их отыскать….
На склоне реки, одной иллюзорной ногой фундаментально упершись в довольно таки зыбкую почву, а второй подпирая первую, сиротливо притаилось среди деревьев и густых побегов кустарника бесконечно стареющее кирпичное строение насосной станции. Неподалеку от нее, чуть припорошенная редким снежком, как белым маскировочным халатом, виднелась еле заметная дыра в земле. Когда-то это был канализационный колодец, но его, по неведомым для простого городского обывателя причинам, оставили без должного внимания и необходимого капитального ремонта. Проще сказать забросили. И, кажется, насовсем. Внутри гулких темных недр коммуникаций что-то тихо копошилось, издавая звуки, присущие человеческой речи.
– Кабы не было зимы… в городах и селах… никогда б не знали мы… этих дней веселых…, – голос из-под земли то ли тихо пел, то ли причитал. В тесном пространстве трубно-кабельного коллектора, между задвижками и вентилями предстояло коротать долгую зиму его обитателям в состоянии полупещерных жителей. Спальными местами для бренных оболочек служили деревянные палеты, плохо лежавшие на ближайшей стройке или у торговой точки. Сверху поддоны украшали старые полосатые матрасы с надписями, выведенными одной размашистой рукой: «Made in USSR. Date of production: very old» (аккурат на языке «исторического врага» кто-то из парочки неопознанных лиц заботливо начертал красным маркером информативное сообщение на желтоватых боках). Тюфяки – а именно такой вид имели бесформенные изделия безымянной фабрики закончившейся не так давно эпохи – так же невинно были уволочены невесть откуда. Стесненная обстановка подземелья уже успела насквозь пропитаться вынужденным аскетизмом, а также букетом не столь приятных для обоняния благоуханий. Одна фигура свернулась калачиком и испускала доводящие до исступления звуки прерывистого сопения и похрапывания с частыми подвываниями, а другая силилась хоть немного вздремнуть в этой какофонии.
– Господи, заткни ему глотку! Или забери к себе! Да на кой он там нужен? И тебе, Господи, покоя не даст. Уж лучше я тут буду мучиться…, – сидя и раскачиваясь метрономом на замызганной подстилке, костерил планиду и бубнил себе под нос тот, чьи попытки изображать пение, поскрипывая осипшими связками, пару мгновений назад вступали в резонанс с фрагментами заплесневелой кирпичной кладки. Своеобразный перформанс без единого зрителя скоро закончился, не успев войти в кульминационную фазу, коду или секвенцию, если выражаться языком искусства. В изголовье берлоги, прислоненный к теплой трубе и укутанный тряпьем, притаился бидон с брагой. Нужно сказать, что к емкости намедни прикладывались, как, впрочем, и в недавно закончившиеся двадцать четыре часа. Бродяга, который не мог сомкнуть глаз, в этот раз участвовал в «пробах» мало, за что и был наказан бессонницей. В закрепленной на стене консервной банке трещал и плакал свечной огарок. Первый лучик света пробился сквозь дыру в потолке и засеребрился в паутине. Именно там, где раньше восседал чугунный люк с диском.
– Здравствуй, человек, – раздался тихий и проницательный шепот в окутанном мглой дальнем углу помещения. Далекий потомок Адама закрыл свои моргалки и мотнул головой, дабы снова их открыть. Рывком напряг оцепенелое тело и попытался сузить зрачки.
– Почудилось…
– Ошибаешься. Не почудилось, – незнакомая речь донеслась более отчетливо.
– Кто здесь? – гомо сапиенс из местами заплесневевшего андеграунда был явно растерян.
– А кого ты хотел бы видеть?
– Никого, – пальцы бедняги интуитивно потянулись к своему собрату, чтобы того растолкать.
– Хм. Честный ответ. А вот приятеля не стоит трогать. Не нужно! – голос звучал настолько убедительно, что обескураженное, давно не знавшее бритвы лицо отдернуло руку от сотоварища, будто тот был раскаленной доменной печью.
– Чего надо? С кем говорю?
– Положим, ты мне симпатичен, как индивидуум.
– Кто, я? Бродяга? Кому могу быть интересен?
– Вот ты назвал букву «Я». У каждого такого «я» имеется своя история, свое видение мира, свои мысли и желания. У тебя, к примеру, есть желания? Только не спеши с ответом и подумай.
– Кто ты, черт тебя дери?! Что тебе от меня нужно? Может быть, органы для пересадки?
– Твое