РККА в поселке Марьина горка близ Минска. С началом Великой Отечественной войны (в августе и ноябре 41-го) Михаил Усатов – участник двух первых десантов в тыл врага.
Впоследствии в составе той же части он воевал на Курской дуге, форсировал Днепр, защищал Сталинград и освобождал Польшу.
После окончания войны, Михаил Андреевич продолжил службу на флоте, закончил Военно-политическую академию имени В. И. Ленина, после которой, пройдя спецкурсы, в 1955-м году был направлен в органы государственной безопасности. Там занимал должности начальников Особых отделов КГБ Восточно-Балтийской флотилии и Краснознаменного Северного флота, осуществив ряд блестящих оперативных разработок, приведших к выявлению вражеских агентов и ликвидации резидентуры западногерманской разведки.
В 1968 году контр-адмирал Усатов был переведен в центральный аппарат, где поочередно возглавлял отдел морской контрразведки, а затем (в должности первого заместителя) Первое Главное управление КГБ СССР, осуществлявшее внешнюю разведку. Под его руководством были проведены еще ряд успешных операций за рубежом, достойно оцененных советским правительством и лично Ю. В. Андроповым. Занимаясь наставничеством, воспитал целую плеяду чекистов, достойно продолжающих его дело. В 1986 году Михаил Андреевич вышел в отставку.
Награжден орденами Красного Знамени, Александра Невского, Красной Звезды и еще шестью отечественными, а также четырьмя иностранными. Не считая медалей.
Ушел из жизни в 1995 году. Светлая ему память.
Глава 1
Отряд специального назначения
Наступил 1940 год. В Западной Европе закончилась «странная война». Весенне-летнее наступление немецкой армии привело к захвату Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии и, наконец, к падению Франции. Гитлер еще грозит Англии высадить свои войска на Британские острова, а сам на совещании в ставке 22 июля уже говорит: «Русская проблема будет разрешена наступлением. Следует продумать план предстоящей операции».
Так зарождается замысел, который после оформится в пресловутый план «Барбаросса».
Над Минной гаванью Кронштадта занимался летний рассвет. Он окрасил в пурпурные тона далекий, в тумане горизонт, высветлив край неба на востоке, а затем, прогнав мелкую рябь по свинцовой воде, коснулся черных тел стоящих у берега субмарин.
Чуть позже со стороны входного КПП, с черно-белым шлагбаумом, на пирсах материализовались темные строи, остановившиеся каждый против своей лодки. А на их рубках и в носу, держа в руках шкерты, застыли вахтенные.
– Бум-бум-бум! – размеренно нарушил утреннюю тишину метроном, сорвав с поверхности стылой воды облачко спящих чаек.
– На фла-аг и гюйс, смир-рна! – с последним ударом метронома металлически прокатилась над гаванью команда. – Фла-аг и гюйс поднять!
Над мостиками рубок и острыми форштевнями кораблей вверх, на легком ветерке плеснуло сине-белым и красным.
– Вольно! – унеслось в пространство.
Задраив за собой входной люк первого отсека, вахтенный торпедист Юрка Легостаев привычно скользнул по стеблям трапа вниз, уселся на брезентовую разножку[1] под пультом ВВД[2] и стал ждать спускающихся вниз сослуживцев.
Оттрубил Юрка на Балтфлоте три года (еще оставалось два) и всерьез подумывал о сверхсрочной. Родителей он потерял в Гражданскую, воспитывался в трудовой колонии под Харьковом, так что после службы парня никто не ждал. А флот пришелся ему по нраву. Своими порядком и дисциплиной, морскими походами, а также настоящей мужской дружбой. Здесь Легостаев вступил в комсомол, стал отличником ВМФ, а потом старшиной команды. Помимо основной, освоил специальность лодочного комендора, метко стреляя из сорокапятки. Еще увлекся гиревым спортом, был кандидатом в мастера и регулярно выступал на первенство Ленинградской военно-морской базы. Внешне Юрка выглядел тоже ничего. Рослый, косая сажень в плечах, волевое жесткое лицо с косой челкой и карие, всегда прищуренные глаза. Говорящие о твердости характера. Его он выработал в детстве, когда был беспризорником, а затем в колонии имени Горького, которую считал родным домом.
Через несколько минут в конце отсека металлически звякнул клинкет, в переборке отворилась узкая дверь, внутрь, согнувшись, поочередно вошли три человека. На первом была щегольская мичманка с позеленевшим «крабом» и черный глухой китель с двумя золотыми шевронами на рукавах, на остальных – выцветшие матросские робы и пилотки с алыми звездочками.
Юрка встал с разножки, сделал по пайолам[3] несколько шагов вперед, а затем бросил руку к виску.
– Товарищ лейтенант, за время несения вахты происшествий не случилось! Матчасть исправна! Вахтенный торпедист, старшина команды Легостаев!
– Вольно, – пожал ему руку офицер, а пришедшие с ним, кивнув старшине, молча проследовали к своему заведованию у четырех торпедных аппаратов, на выпуклых крышках которых алели пятиконечные