Владимир Короленко

Река играет


Скачать книгу

И Андрей Иванович кинул на меня взгляд, полный горечи, как будто желая вложить в мою душу сознание неуместности моего предпочтения.

      – Веселее, – ответил я.

      – Ну и наплевать. Счастливо оставаться в хорошей компании.

      Он нахлобучил шапку и широко шагнул вперед, но, пройдя немного, остановился и, обернувшись, сказал с негодованием:

      – Не зовите никогда! Подлый человек – не пойду с вами больше. И не смейте звать! Отказываю.

      – Звать или не звать – это дело мое… а идти или не идти – ваше.

      – Сурьезный господин! – мотнул странник головой в сторону удаляющегося.

      – Не одобряют нас, – как-то горестно не то вздохнул, не то пискнул маленький человечек.

      – Не за что и одобрять, пожалуй, – равнодушно заметил проповедник и обратился ко мне:

      – Нет ли папиросочки, господин?

      – Пожалуйста.

      Я протянул ему портсигар. Он взял оттуда две папироски, одну закурил, а другую положил рядом. Маленький странник истолковал это обстоятельство в смысле благоприятном для себя и не совсем решительно потянулся за свободной папироской. Но проповедник совершенно спокойно убрал папиросу у него из-под руки и переложил ее на другую сторону. Маленький человечек сконфузился, опять что-то стыдливо пискнул и запахнулся халатом.

      Я подал ему другую папироску. Это сконфузило его еще более, – его худые прозрачные пальцы дрожали; он грустно и застенчиво улыбнулся.

      – Не умею просить-с… – сказал он стыдливо. – Автономов и то меня началит, началит… Не могу-с…

      – Кто это – Автономов? – спросил я.

      – Я это – Геннадий Автономов, – сказал проповедник, строго глядя на маленького сотоварища. Тот потупился под его взглядом и низко опустил желтое лицо. Жидкие косицы свесились и вздрагивали.

      – По обещанию здоровья ходили, или так? – спросил у меня Автономов.

      – Так, из любопытства… А вы куда путешествуете?

      Он посмотрел в пространство и ответил:

      – В Париж, и поближе, в Италию и далее… – И, заметив мое недоумение, прибавил: – Избаловался… шатаюсь беспутно, куда глаза глядят. Одиннадцать лет…

      Он сказал с оттенком грусти, тихо выпуская табачный дым и следя глазами, как синие струйки таяли в воздухе. В лице его мелькнуло что-то новое, незамеченное мною прежде.

      – Испорченная жизнь, синьор! Загубленное существование, достойное лучшей участи.

      Грустная черта исчезла, и он докончил высокопарно, поводя в воздухе папиросой:

      – И однако, милостивый государь, странник не согласится променять свою свободу на роскошные палаты.

      В это время какая-то смелая маленькая пташка, пролетев над нашими головами, точно брошенный комок земли, уселась на нижней ветке березы и принялась чиликать, не обращая ни малейшего внимания на наше присутствие. Лицо маленького странника приподнялось и замерло в смешном умилении. Он шевелил в такт своими тонкими губами и при удачном окончании какого-нибудь