Александр Беляев

Замок ведьм


Скачать книгу

вливания в кровь человека особого состава для придания ей свойства крови холоднокровных животных решили производить в oсобой комнате, куда могли иметь доступ только родные и друзья лиц, подвергавшихся опыту.

      Эдуард Лесли явился по своему обыкновению с астрономической точностью, минута в минуту, ровно в двенадцать часов дня. Карлсон испугался, увидав его, – до того астроном осунулся. Лихорадочный румянец покрывал его щеки. При каждом вздохе кадык судорожно двигался на тонкой шее, а на платке, который профессор подносил ко рту во время приступов кашля, Карлсон заметил капли крови.

      «Плохое начало», – думал Карлсон, ведя астронома под руку в отдельную комнату.

      Вслед за Эдуардом Лесли шел племянник с лицом убитого горем родственника, провожающего на кладбище любимого дядюшку.

      Толпа жадно разглядывала астронома. Щелкали фотографические аппараты репортеров газет.

      За Лесли закрылась дверь кабинета. И публика в нетерпеливом ожидании стала осматривать «эшафоты», как назвал кто-то стоявшие высоко посреди зала приспособления для анабиоза.

      Эти «эшафоты» напоминали громадные аквариумы с двойными стеклянными стенами. Это были два стеклянных ящика, вложенных один в другой. Меньший по размерам ящик служил для помещения человека, а между стенками обоих ящиков находилось приспособление для понижения температуры.

      Один «эшафот» предназначался для Лесли, другой – для Мерэ, который с поэтической неточностью опоздал.

      Пока врачи приготовлялись в кабинете к операции и выслушивали у Лесли пульс и сердце, Карлсон несколько раз в нетерпении вбегал в зал справиться, не пришел ли Мерэ.

      – Вот видите! – крикнул Карлсон, в третий раз вбегая в кабинет и обращаясь к Гильберту. – Я был прав. Мерэ не явился.

      Гильберт пожал плечами.

      Но в этот самый момент дверь кабинета с шумом раскрылась, и на пороге появился поэт. Его лицо и одежда носили явные следы дурно проведенной ночи. Блуждающие глаза, глупая улыбка и нетвердая походка говорили за то, что ночной угар еще далеко не испарился из его головы.

      Карлсон с гневом набросился на Мерэ:

      – Послушайте, ведь это безобразие! Вы пьяны!

      Мерэ ухмыльнулся, покачиваясь во все стороны.

      – У нас во Франции, – ответил он, – есть обычай: исполнять последнюю волю обреченного на смерть и угощать его перед казнью блюдами и винами, какие только он пожелает. И многие, идя на смерть, насмерть и напиваются. Меня вы хотите заморозить. Это ни жизнь ни смерть. Поэтому я и пил с середины на половину: ни пьян, ни трезв.

      Разговор этот был прерван неожиданным криком хирурга:

      – Подождите! Дайте свежий раствор! Влейте его в новую стерилизованную кружку!

      Карлсон оглянулся. Полураздетый Эдуард Лесли сидел на белом стуле, тяжело дыша впалой грудью. Хирург зажимал пинцетом уже вскрытую вену.

      – Вы видите, – нервничал хирург, обращаясь к помогавшей ему сестре милосердия, которая высоко держала стеклянную кружку с химическим раствором, – жидкость помутнела! Дайте