Наваждение. Юрий Борисович Чигров

одной большой и многолюдной деревне молодые люди веселились так, как обычно веселятся в русских деревнях. Праздновали Ивана Купала. Парни мерялись силушкой, девушки водили хороводы, нарядившись в русские сарафаны, старые люди смотрели на них, радуясь всеобщему веселью. Вдруг раздался, неизвестно откуда донёсшийся крик. Голоса парней и девушек тут же стихли. Все хотели понять, что произошло, потому что такой крик мог раздаться только при чрезвычайном событии. И вот среди всеобщего оцепенения, наконец, стало понятно, что это чрезвычайное событие и случилось.

      Жительница деревни Вера на время отошла к недалеко стоявшей берёзке, чтобы немного отдышаться после того, как она оттанцевала весёлый танец с красивым парнем под весёлый аккомпанемент гармони местного гармониста. Вера была замечательно возбуждена, радость от танцев, от этого праздника, да и от всего происходящего на нём, переполняла всё её существо. Вот здесь, у берёзки, Вера получила известие, что её мама умерла. Именно эти душераздирающие крики Веры и услышала веселящаяся молодёжь. Крики, очень похожие на оглушающий стон продолжались, но вскоре их стало почти не слышно. Рыдая и крича, Вера удалялась с места, где только что весело танцевала. Вера бежала к своему дому. Страшное известие Вере принесла её подруга Шура, которая бежала рядом с Верой, и как могла, успокаивала её.

      – Вера, я всё понимаю, но ты свою маму уже не вернёшь, а тебе ещё жить и жить. Да, это несчастье, невосполнимая потеря! Я виню себя, что сейчас сообщила тебе о смерти мамы. Надо мне было как–то тебя подготовить, зная, как ты любишь её. Поторопилась я, но всё–таки прошу тебя, постарайся успокоиться.

      Вера прекратила бег уже возле своего дома. Она никак не могла отдышаться и, вдыхая воздух, которого в эту минуту ей катастрофически не хватало, еле сдерживая рыдания, произнесла:

      – Шура! Как я смогу жить без неё? У меня же никого нет из близких людей, я совсем одна, совсем одна.

      – Я видела, как ты недавно плакала в уголке, – произнесла Шура, – тогда я к тебе не подошла, не хотела в душу лезть. Думаю, ты уже что–то чувствовала, ведь твоя мама недавно перенесла тяжёлую болезнь.

      – А сейчас что же, в душу лезть хочешь? – спросила недоверчиво Вера.

      – И сейчас не хочу, просто мне жалко тебя, – ответила Шура, – я вижу, как тебе сейчас тяжело. Часто, когда думаешь, что всё потеряно, оказывается, что потеряно не всё. Я вижу, что тебе плохо, поэтому это и говорю. Может быть, я смогу чем–то помочь? Мы всё–токи подруги.

      – Я не могу тебе ничего сказать, потому что я ничего не соображаю. Надо будет заниматься похоронами, наверное, твоя помощь будет мне нужна. Ты молодая, Шура, у тебя – семья; у тебя есть муж, дети. У меня ничего этого нет, и никогда не было. А сказать тебе, что у меня есть? Скажу! Я имею за плечами 40 лет, так вот они у меня и есть. Была у меня мама, и что же мне теперь–то делать? Я пропала, я пропала, мне никто не сможет подсказать, как мне жить дальше.