Побег. Всеволод Васильевич Беляев

решеченным окном, двое сотрудников беседовали с задержанным. Нелегко им приходилось, потому что задержанный, мужчина лет тридцати, был неразговорчив, на все вопросы только кивал головой или мотал ею в знак несогласия и лишь изредка произносил "да" или "нет". Более развёрнутых объяснений полицейским добиться не удавалось. При этом мужчина постоянно улыбался инфантильной улыбкой, словно был нашкодившим ребёнком, не понимающим последствий своих действий. И чем дальше, тем шире становилась его улыбка.

      Полицейские, теряя терпение, продолжали задавать на разные лады свои вопросы, всё ещё надеясь получить на них исчерпывающие ответы:

      – Так для чего вы перелезли через забор детского сада, вы можете объяснить, Виталий Игоревич?

      Виталий Игоревич пожимал плечами, и на его лице играла загадочная улыбка Джоконды.

      – Вы ранее были знакомы с потерпевшей? – спросил один полицейский.

      Его визави отрицательно замотал головой.

      – Она утверждает, что, когда вы перелезли через забор, то сразу направились к ней. Чего вы от неё хотели?

      Ответом была застенчивая улыбка.

      – Может быть, у вас ребёнок ходит в детский сад и ранее возникали конфликтные ситуации? – спросил другой полицейский.

      Задержанный покачал головой.

      – То есть вы специально перелезли через высокий забор, целенаправленно подошли к женщине, которую совершенно не знаете, которую увидели впервые в жизни, и начали бить её, не имея для этого абсолютно никаких причин? Вы нормальный человек, Попков?..

      – Перепугали всех детей, – добавил первый полицейский.

      Мужчина только шире заулыбался, и уже не так застенчиво, а как-то даже плотоядно.

      – Расскажите, что вы делали до этого? Ведь что-то послужило причиной ваших действий? Чем вы занимались до того, как залезли в детский сад, избили воспитательницу и начали гонять её вокруг веранды?.. Она же уже немолодая женщина, и такой комплекции!..

      – Она, наверное, уже и забыла, когда в последний раз бегала, – усмехнулся второй полицейский.

      Задержанный радостно загыгыкал.

      – Вас это радует, Попков? – спросил первый полицейский, сокрушённо покачав головой. – А зачем вы её потом загнали на дерево?.. Да как вам это вообще удалось?!

      Перед глазами полицейского снова возникла эта картина: сидящая на берёзе грузная воспитательница. И он, подавив смешок, добавил:

      – Да уж, белочка, блин!

      Второй, посмотрев на него, усмехнулся. И Попков, уже не сдерживаясь, стал смеяться, по-дурацки всхлипывая.

      – Ну что вы смеётесь?! А вы знаете, что нам пришлось вызывать спасателей, чтобы её оттуда снять?

      Второй полицейский, пряча улыбку, отвернулся. Но Попков уже смеялся и всхлипывал вовсю, пытался остановиться, чтобы перевести дух, но не мог. Смех и всхлипывания рвались из него неудержимо, и вскоре переросли в настоящую истерику. Он судорожно глотал ртом воздух, и всё тело его нервно вздрагивало.

      Полицейские удивлённо на него смотрели некоторое время. Потом первый, покачав головой, произнёс:

      – Нет, это не наш клиент. Давай-ка его на экспертизу.

      – На какую?

      – Да на обе. Думаю, в дурку в первую очередь. У тебя вода есть?

      – Да.

      – Дай ему, пусть успокоится.

      Второй полицейский протянул Попкову бутылку минеральной воды:

      – На, выпей и успокойся, Чикатило недоделанный!

      Виталик был неудачником. Дожив до своих тридцати лет, он не стал никем и так и остался Виталиком. Как будто всё ещё был ребёнком, как будто всегда, в любой компании и в любой ситуации он оставался самым младшим и должен был слушаться каждого, кто бы ни оказался с ним рядом.

      Мир вокруг был несправедлив. Люди практически всегда поступали нечестно и даже подло и ради своих интересов готовы были на любую гадость. С этим Виталик сталкивался каждый день, потому что каждый день ему чего-нибудь не доставалось, кто-нибудь оттирал его от благ земных, кто-нибудь был быстрее и удачливее. Но он считал недостойным для себя вести грызню за материальные блага и всегда уступал.

      Именно поэтому он часто менял работу. Потому что везде находились бессовестные люди, которые успевали схватить всё самое лучшее, самое выгодное. А свои неудачи и косяки сваливали на него. Но он считал ниже своего достоинства участвовать во всевозможных дрязгах и просто уходил.