ставлять меня и не гневить Бога. – Ты свою малышку выносила, родила… пусть недоношенной, но это большой грех. Мужа ты всегда сможешь найти, а вот родишь ли ещё, это только Бог знает. Тебе будет не нужна девочка, сама воспитаю, ты только выкорми мне её, чтобы не померла, – сказала ей бабушка. Отец не стал дожидаться, пока мать выпишется из родильного дома, он просто собрал свои вещи, сложил в чемодан и ушёл, захлопнув за собой дверь. Матери бабушка сказала, что её муж ушёл. Она завернула меня в пелёнки, попрощалась с врачом, с медсестрой и приехала домой. Сама, никто её не встречал. Правда, бабушка по случаю, купила для меня у соседки подержанную кроватку, испекла пирог и дома сама уже встретила маму и меня. Но любви от мамы, я не получала. Правда, она кормила меня грудью, как ни странно, молока у неё было много, но когда мне исполнилось восемь месяцев, она перевязала груди тонким полотенцем, чтобы молоко ушло и сказала бабушке, что кормить меня больше не намерена. – Мне на работу выходить надо. Кто меня будет обеспечивать? Так что, корми её кашами, суждено – вырастет, а нет – значит судьба такая, – сказала мама и вышла на работу. А работала она бухгалтером на предприятии. Так бабушка и взялась за моё воспитание. Маленький уродец, как называла меня мама, стал расти без мамы. Правда, я не была красивой, да и смышленой меня назвать было трудно. В школу меня повела тоже бабушка, сама сшила мне форму из своего старого платья, вывернув его наизнанку, потому что лицевая сторона от времени была немного потёрта. Да и фартук вышел из её старого шелкового чёрного платка. Только портфель с учебными принадлежностями и банты бабушка купила на базаре. В школе, уж не знаю почему, ребята меня тоже невзлюбили. Вечно обзывали, дёргали, я даже тумаки получала. Я долго терпела, но видимо во мне проснулось чувство самосохранения и я стала отвечать своим обидчикам. Правда, часто приходила домой с подбитым глазом, с порванным фартуком и развязанными бантами. Бабушка молча зашивала фартук, стирала банты и утром отправляла меня в школу. Единственный человек, который любил меня, это моя дорогая бабушка. Мама вскоре вышла замуж и переехала в Барнаул. И остались мы с бабушкой одни. Мама совсем не помогала, казалось, она напрочь забыла о нашем существовании. Но бабушка, по доброте своей, всегда защищала свою дочь – Она, бедная, счастья-то не знала. Может быть теперь будет счастливой. Пусть живёт себе, а мы с тобой и сами справимся, – часто говорила она. Я то и вовсе не вспоминала ни о матери, ни тем более об отце. – Ну уехали и уехали. Нам с тобой и без них хорошо, правда, бабушка? – отвечала я ей. Но в школе я всё-таки завоевала авторитет, видимо, всего в жизни можно добиться кулаками. Правда дружить ни с кем не получалось, да мне это было и не нужно, мне и одной было комфортно. Что хочу, то и делаю, куда хочу, туда и иду. Учителя тоже относились ко мне, мягко сказать, терпимо и училась я, еле вытягиваясь на тройки. Время шло однообразно, я перешла в седьмой класс, выбиваясь из сил, бабушка часто болела. Конечно, я ей помогала по хозяйству, в доме был и огород, и корова. Бабушка говорила, что корова в доме должна быть. – Без нашей кормилицы, никак не обойтись, – часто говорила она. А когда мне исполнилось шестнадцать лет, произошло то, что перевернуло всю мою жизнь. Как-то, возвращаясь домой, я нечаянно схватила рукой оголенный провод. Что было дальше, помню смутно, открыв глаза, увидела себя на больничной койке, а передо мной плачущая бабушка. – Что ж ты делаешь-то? Раньше времени в гроб захотела? Как же тебя угораздило? – причитала она. Потом уже мне рассказали, что ударило меня током, видимо, я сразу провод отпустила, только рука почернела. Сосед, дядя Вася, даже звать никого не стал, увидев меня рядом с оголённым проводом, вроде как понял, что случилось. Закопал меня в землю, оставив наверху только голову и вызвал скорую. Хорошо, было позднее лето, не замёрзла я. Вдруг вижу, рядом с бабушкой мальчик сидит, лет двенадцати. – Ты кто? – спрашиваю я его. Бабушка на меня посмотрела широко раскрытыми глазами. – Как кто? Я же бабушка твоя. Ты что, память потеряла, когда тебя током шибануло? – испуганно пробормотала она. – Да узнаю я тебя, бабушка. Я не тебя же спрашиваю, рядом с тобой мальчик стоит, не видишь? – спросила я. Оглянувшись во все стороны, бабушка опять посмотрела на меня. – Да что с тобой, Софьюшка? Разумом помутилась, что ли? – спросила бабушка. Я не понимала, о чём это она. Рядом с ней стоял мальчик, светловолосый такой, с голубыми глазами и молча смотрел на меня. – Бабушка, ты иди домой, я отдохнуть хочу, – ответила я ей, думая, что это она умом тронулась, испугавшись за меня. – Ладно, отдыхай, милая, я и правда что-то устала. Пойду, корову доить надо, – ответила бабушка, поднимаясь со стула. Качая головой, старушка вышла из палаты. – Ты кто? Что тут делаешь? – спросила я мальчика. – Я Петя. Хочу к маме, – ответил он мне. – Ну и иди. Поздно уже, скоро совсем темно станет, – ответила я ему. – Я не могу. Меня никто не видит. И мама тоже, – говорит мне Петя. Тут я совсем растерялась, ничего не понимая. – Как не видит, не поняла я? Ты что, человек-невидимка, что ли? Я же тебя вижу, – отвечаю я ему. – Вот поэтому я и пришёл к тебе. Ты поведи меня к маме. Передай ей мои слова, – ответил Петя. – Ничего не понимаю… – пробормотала я. Я уж подумала, что схожу с ума. Молча уставившись на мальчика, я непонимающе смотрела на него. – Ты не бойся. Просто меня нет, я умер недавно. И должен матери сказать об этом. Она ведь ищет меня, думает, что я пропал, – сказал Петя. От его слов, я похолодела. –
