жин в «Арене». Мы с Григорием сидели за отдельным столиком на балконе, а внизу, на усыпанном соломой полу сражались механический лев и мантикора. Никакого личного интереса у мужа в этом деле не было, механическими животными он совсем не занимался, но видно было, что происходящее ему интересно.
– Ася, ты совсем ничего не ешь, – сказал он тогда.
Я ела, вернее сказать, вяло ковырялась в тарелке, но с точки зрения Григория это была, разумеется, не еда. И от него ничего не укрывалось – конечно же.
Он всегда говорил, что мелочей не существует. Он стремился предусмотреть все – и ему до поры до времени это удавалось.
До той поры, когда он оказался распростертым на вышедшем из моды ковре с аккуратной дыркой во лбу.
В тот вечер Григорий был особенно внимателен. Вероятно даже, у него закралось подозрение, что отсутствие аппетита объясняется тем, что я снова беременна – не удивлюсь, если так. Но я вовсе не была беременна, а есть не хотела, потому что Мариса была особенно старательна в тот день на кухне. Она тестировала новую программу, включающую блюда южной кулинарной традиции. Все, что подавали на обед в тот день, было остро, пряно – и необычайно питательно. Так что сил на ужин уже не осталось…
Но Григорий мог предположить… боги, какая разница, что там подумал Григорий?
Какая разница, какая мысль влетела ему в голову, если несколько минут назад в эту голову влетела пуля?
И главное – в моих руках револьвер, из которого только что стреляли.
И я абсолютно не помню, как это сделала.
И внезапно, словно айсберг, навалившийся на океанский лайнер, на меня накатывает понимание чудовищности произошедшего.
Понимание всего ужаса случившегося – и неизбежных и жутких последствий.
И тогда я кричу. Визжу изо всей силы и бросаю револьвер себе под ноги.
И топчу его ногами – вот тебе, вот тебе.
Вот тебе за то, что ты сделал.
Потому что это не я.
Не я.
Я не могла.
Это кто-то другой, а я – я маленькая и глупенькая девочка, которая не умеет обращаться с огнестрельным оружием. Совсем.
ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?
– Да уймите же кто-нибудь эту истеричку!
Громкий голос, который мне слишком хорошо знаком, разрезает тишину, наступившую после того, как я решила перевести дух.
– Невозможно же слушать, как она орет! Просто уши закладывает! Отведите ее куда-нибудь. Желательно в палату с хорошей звукоизоляцией – чтобы она больше никому не мешала.
– Ну а как она может еще себя вести, сама подумай, – возражает другой, более мягкий, но в то же время более снисходительный голос. – Не может же она остаться равнодушна… Орать – это ее задача.
Это разговаривают девочки Григория. Его старшие дочери. Покойный папенька их, видимо, не смущает, да и правда, чего уж там. Григорий не ладил со своими выросшими детьми и не считал нужным это скрывать.
А дети меня дружно ненавидели – и их можно было понять. Кому захочется терпеть рядом с собой мачеху, которая младше самого юного из отпрысков от первого брака? Наверняка они поражались тому, как это Григорий вообще посмел жениться – тем более после стольких лет безбрачия. Все уже привыкли к его вдовству и были уверены, что это навсегда, что ничего не изменится до самой его смерти – в глубоко преклонном возрасте, в окружении постаревших детей и внуков.
Может быть, он и сам так думал. Но он встретил меня – и все эти планы рухнули в одночасье.
А теперь я стояла с брошенным у ног револьвером, из которого, судя по всему, был совершен смертельный выстрел.
Этого, наверное, Григорий не мог предвидеть.
– Отведите ее в спальню, – командует Алиса, старшая из моих падчериц. – Да заприте на засов – вдруг сбежит.
Я мило улыбаюсь. Просто по привычке. Нет, сбежать я никуда не сбегу – по той простой причине, что идти мне совершенно некуда.
Если только в работный дом или просить подаяние на улице, но и то, и другое выглядит как плохая идея.
– Пойдем, Ася, – говорит Александра, младшая из моих падчериц. Она старше меня всего на два года. – Оставь это здесь… Не трогай больше.
«Это» – значит оружие. Я и не трогаю его. Револьвер лежит рядом с телом Григория на полу. Смертельно опасная, холодная игрушка. Мои пинки ей, как и следовало ожидать, нисколько не навредили.
Должно быть, Алиса права, и я действительно истеричка.
Я покорно иду вслед за Александрой, даже не пытаясь возражать. Да и какой смысл – в дверях кабинета толпится ошарашенная челядь. Мариса, Игнат, Аграфена – все они здесь, таращат глаза на свою негодную хозяйку. У меня не было друзей среди слуг, впрочем, наверное, и не должно было быть.
«У тебя вообще плохо с друзьями, верно, Ася?» – шепчет внутри ехидный голосок. Но я мотаю головой – уймись, безжалостное внутреннее «я». Не сейчас.
Мы выходим из кабинета и поднимаемся на лифте на третий этаж. Лифт