под грубыми рукавицами не переставали мёрзнуть. Она всегда любила зиму, но в этом году что-то было иначе. Холод казался чужим, враждебным, как будто хотел вытеснить её из родной деревни. Или, возможно, дело было в том, что она сама чувствовала себя здесь чужой.
Проходя мимо колодца, она услышала шёпот женщин. Их платки, завязанные так плотно, что видны были только глаза, скрывали лица, но в голосах читались страх и недоверие.
– Он не здешний, – прошептала одна, кутаясь в меховую накидку. – Ты видела его? Плащ, меч за спиной… таким только беду приносят.
– Может, он из-за леса пришёл, – ответила другая, оглядываясь. – Говорят, лес что-то прячет. Что, если он разбудил это?
Адель замедлила шаг, прислушиваясь. Она знала, о ком идёт речь. О чужаке, который приехал в деревню несколько дней назад. Человек, который приобрёл старую усадьбу на краю леса. Она не видела его сама, но слухи о нём разнеслись быстрее, чем первый снег.
Она постаралась не обращать внимания и прошла дальше. В носу щипал мороз, а запах дровяного дыма перемешивался с еле уловимым ароматом свежего хлеба из пекарни. Но даже эти привычные запахи не могли успокоить тревогу, которая уже несколько дней висела в воздухе. Люди Рагнстада редко принимали чужаков. Каждый новый человек означал опасность. Или напоминание, что их деревня была слишком маленькой, слишком слабой для внешнего мира.
Когда она вошла в дом, её встретило привычное тепло печи. Запах трав, сушившихся над очагом, мгновенно окутал её. Адель стянула с себя промёрзшие рукавицы и повесила плащ на крючок. Она осмотрелась: всё было на своих местах. Стол, уставленный бутылками и банками с настойками, сушёные пучки мяты, шалфея и зверобоя. Это было её убежище, место, где она чувствовала себя в безопасности. И всё же, даже здесь, тревога не отпускала её.
Она только начала разбирать травы, когда услышала стук в дверь. Звук был громким и резким, как будто человек за дверью был уверен, что его должны услышать. Она вздрогнула, но взяла себя в руки.
– Кто там? – её голос звучал твёрже, чем она чувствовала себя.
– Меня направили к тебе, – ответил мужской голос. Низкий, уверенный, с хрипотцой. – Говорят, ты целительница.
Адель медлила. Этот голос не был ей знаком, но что-то в нём заставило её поверить, что он не представляет угрозы. Она подошла к двери и открыла её. Перед ней стоял высокий мужчина в длинном плаще, покрытом инеем. Его лицо частично скрывал капюшон, но даже так она могла разглядеть жёсткие черты и усталость, написанную в складках кожи. Он напоминал ей волка, привыкшего выживать в самых суровых условиях.
– Ты ранена? – спросила она, оглядывая его с головы до ног. В его глазах она увидела что-то странное – не страх, не боль, но скорее тяжесть, как будто он тащил на себе груз, который никто не видел.
– Нет, – сказал он, покачав головой. – Но мне нужна твоя помощь.
Она молча пропустила его внутрь, не сводя с него глаз. Мужчина вошёл, его сапоги оставляли на полу влажные следы от растаявшего снега. Она заметила, что он слегка прихрамывает, но ничего не сказала.
– Ты из тех, кто купил дом у леса? – наконец спросила она, стараясь говорить спокойно.
– Дрейг, – ответил он, сняв капюшон и показывая своё лицо. – Я его купил.
Адель молча смотрела на мужчину, его имя эхом повторялось у неё в голове. Дрейг. Это звучало так, будто это имя тянуло за собой целую историю, погребённую под снегами, как и этот лес, и этот дом. Он откинул капюшон, обнажая коротко остриженные тёмные волосы с проблесками серебра. Шрамы на его лице были едва заметны, но её взгляд задержался на тонкой белой линии, пересекавшей его щёку.
– Ты только что приехал? – спросила она, стараясь говорить ровно.
– Несколько дней назад, – ответил он, оглядывая её небольшую комнату. Его глаза задержались на полках с травами, настойками и бинтами, словно он пытался разгадать что-то о ней.
– И уже успел… пораниться? – Адель заметила, что он стоит слегка скособочившись, а левая рука прижата к боку.
– Усадьба не в лучшем состоянии. Одна из балок обрушилась, когда я пытался её поднять.
Он говорил спокойно, но его голос звучал так, будто за каждым словом скрывалась усталость, с которой он давно привык жить. Адель вздохнула, убирая с стола пучок шалфея.
– Сними плащ, я посмотрю, что там.
Он замер на мгновение, затем медленно снял плащ и положил его на стул. Под ним оказалась простая тёмная рубашка, на которой темнело большое пятно крови.
– Ты серьёзно истекаешь кровью и до сих пор ходишь? – Она нахмурилась, подходя ближе.
– Видал и хуже, – ответил он, слабо улыбнувшись.
Она не ответила, но в её взгляде мелькнуло что-то между раздражением и обеспокоенностью.
– Сядь.
Он подчинился, и она осторожно разорвала ткань, чтобы добраться до раны. Кровь была тёмной, почти чёрной от холода, а кожа вокруг раны покраснела.
– Глубокий порез. Ты позволил ему слишком долго кровоточить, – сказала она, беря