p>
Сегодня мне повезло, командир роты, планировавший наряды на службу, поставил меня вместе с Максом Черновым в автопатруль. А это означало, что ближайшие как минимум восемь часов мы практически полностью проведем в старом тентованном УАЗике. И пешком нам придется ходить гораздо меньше, чем обычно, когда мы работали в пешем патруле.
С Максом работать мне нравилось. Он еще совсем недавно был моим стажером. В милиции существует практика, когда новый сотрудник устраивается, его сперва назначают стажером на три месяца, а затем, если он успешно проходит стажировку, уже переназначают на должность милиционера. У каждого стажера есть свой наставник. Это один из наиболее опытных сотрудников, который должен учить стажера на первых порах. Максу наставником назначили меня.
Думаю, не надо пояснять, что в начале двухтысячных то, что в советское время воспринималось как норма, уже даже звучало как анахронизм. Обычно сам факт наставничества являлся формальным и воспринимался лишь как пережиток. Если раньше любили назначать ответственных и брать шефство над всеми подряд, указывая на коллективную ответственность и все такое, то сейчас, с приходом нового времени в котором на пьедестал ставилась индивидуальность, эти обязанности оставались лишь красиво прописанными словами в приказах и отчетах. На практике выходило совершенно иначе. Объяснялось все просто: мне за это не доплачивают. И поскольку, действительно, не доплачивали, значит и взваливать на себя дополнительные обязательства никто не горел желанием. Таким образом получалось, что, стажировка была личным делом самого стажера. Что в общем-то вполне справедливо. В конце концов, он уже взрослый человек, отслуживший срочную службу в армии, и прийти на службу в органы внутренних дел было его личным выбором. Но тем не менее, надо отметить, что если стажер проявлял любознательность и интересовался службой, то его вопросы не игнорировали, стараясь все объяснять и показывать. На таких стажеров всегда смотрели с одобрением, помогали им.
Но с Максом все было куда сложнее. Он вообще был необычным человеком и мало кто вообще надеялся, что ему удастся пройти стажировку. Даже внешне он больше походил скорее на какого-нибудь гопника, чем милиционера, пусть даже и будущего. Высокий, худощавый, с впалыми щеками и тонкими руками, сплошь покрытыми татуировками. В начале нулевых татуировки в основном делали люди, отбывавшие наказание в виде лишения свободы. И даже среди них далеко не все были с татуировками. Обычно их наносили те, кто выбрал для себя преступную деятельность в качестве основного промысла (таких называли профессиональными преступниками), либо просто глупцы, поддавшиеся на разговоры о блатной романтике. Первым путь в органы внутренних дел был закрыт по понятным причинам, тогда как последние иногда все же просачивались в милицию. В то время уже начал сказываться кадровый голод, который впоследствии достиг куда больших масштабов. Кадровики (работники кадрового аппарата) всеми силами старались выполнить указания начальников и как могли боролись с нехваткой свежих кадров. А могли они лишь одно – уменьшать требования к кандидатам. Что они и делали, помогая им проходить сложные психологические тесты и сдавая за них письменные экзамены. Да-да, не удивляйтесь: кандидату при поступлении нужно было написать собственноручно свою биографию. Это удивляло меня в свое время и только чуть позже я понял, что нет способа проще, чтобы понять, кто перед тобой на самом деле. И, если в беседе еще можно ввести собеседника в заблуждение, обладая кое-какими навыками общения, то в письменной речи сделать это гораздо сложнее. В общем, хочешь узнать человека, почитай то, что он пишет. В Советском Союзе далеко не все были дураками, как нам пытались внушить потом, после его развала…
С Максом несколько милиционеров почти сразу отказались работать. Одни сетовали на его внешность, мол не подходящая для сотрудника. Другие говорили о том, что он ничего не хочет делать и все время спорит. Когда же дошла до меня очередь работать с ним в одном наряде, то я, на удивление, очень быстро нашел с ним общий язык. Внешность его меня совершенно не смущала, в отличии от остальных. В то время я сам еще был довольно молод и не судил о людях по стереотипам, развешивая ярлыки. А вот насчет характера, да. Он у него был. Макс был несговорчивым и достаточно прямолинейным. Но в этом мы были с ним похожи. С той лишь разницей, что проработав в органах какое-то время, я уже научился правильно ставить вопросы, чтобы и самому отстоять свое мнение и не задеть «высокие» чувства людей, которые считали себя большими начальниками. Власть, знаете ли, даже маленькая не может не сказываться на человеке, особенно, если человек сам не слишком значителен. Я это уже к тому времени хорошо понял и знал, как надо с кем общаться. Кроме того, я уже и сам обладал некоторой авторитетностью и создал себе имидж упертого сотрудника, который готов идти до конца, отстаивая свое мнение. Так, что мне было проще, чем ему. Мы вскоре с ним сработались и мне даже нравилась его дерзость и напористость. Приходилось лишь корректировать ее, чтобы она шла в нужном русле и не занесла его самого за черту, где уже будет невозможно что-либо исправить.
– Тридцать первый сотому! Тридцать первый сотому на связь! – из радиостанции, закрепленной внутри автомобиля, донесся голос дежурного. Судя по его напористой интонации,