змутился, что вот в этом году опять не получил. Его, бессрочного инвалида, заставили пройти медкомиссию и это для него было унизительно, но он и тогда смолчал, мало того, пришёл на комиссию без костыля и вышел оттуда молча, стиснув зубы. Подробностей я от него так и не добился, лишь, только то, что ему «главный медик» сказал, что, раз он ходить может, то машина ему не нужна. И вот это диагноз? И вот эта циничная, обидная «формулировка» – раз ходить можешь, то машина тебе не нужна – это причина отказать фронтовику, инвалиду войны?
Больших усилий стоило мне упросить его через полгода ещё раз пройти медкомиссию – и чтобы в этот раз дали не устный, а письменный мотивированный отказ, если на то пошло. Только на второй раз поставили его в очередь на инвалидку! Значит, в первый раз его старика-простака, обманули? Как мне тяжело было пережить этот грязный обман… а ему?? И в то же время по городу ходили слухи, что за деньги можно продвинуться в очереди быстрее, а, когда я ему на это намекнул, он мне ответил: «Сынок, я не за это воевал.»
Потом умерла мама и отец заболел – сердце. Он прожил ещё шесть лет, но так и умер, не дождавшись маленькой инвалидной машинки. Повторяю – ни разу я не слышал от него слов недовольства жизнью, ни разу!
Последний год ему было особенно тяжело и я, чтобы взбодрить его, написал этот рассказ.
Этой новеллой я хотел продлить ему жизнь… но вышло так, что он не прочёл её. А, вернее, это я не дал ему прочесть. Я плакал, когда писал. И, наверное, я не хотел, чтобы он тоже плакал. Наверное, поэтому я передумал, не дал ему прочесть.
В этом … фантастическом… рассказе использованы реальные воспоминания отца о Великой Отечественной войне, на которую он сбежал с кубанского хутора пацаном, в 16 лет, приписав себе два года (брали с 18 лет).
Он дошёл до Кёниксберга, два раза был ранен там пулями при штурме в колено и живот, а осколок от мины медики, опасаясь, так и не удалили – отец с ним жил и с ним умер.
моему отцу…
9 мая 2145-го года. Москва, Красная площадь. 8-30 утра.
На «нулевом километре», под шаткой и ненадёжной тенью нескольких пальм, устало присел в шезлонге ветеран последней большой войны. Его окружала шумная праздничная толпа и в этой толпе распоряжался ведущий 1-го федерального канала.
– Вы готовы, Александр Григорьевич?
– А? – ветеран приложил к уху морщинистую ладонь.
– Вы готовы?! – прокричал ведущий.
– Готов, готов. А где?
– Что, где?
– Ну, сто грамм.
– Аааа! – рассмеялся ведущий, – Это после прохода, после возложения.
– Тьфу! Каждый год одно и то же!
Мальчик и девочка в белых рубашках с алыми косынками, изображающие пионеров, закатились от смеха. Молодой человек цыкнул на них и с глубочайшим уважением уточнил:
– Но вам же 223 года, Александр Григорьевич.
– Ну и что?
– Как, что? В таком возрасте…спиртное тяжело переносится. Да и кто сейчас жидкость пьёт, чтобы расслабиться?
– Мне не расслабиться надо, сына, а укрепиться.
– Ну, тогда, вот, – у меня есть немного «Столичной Эйфории». Хотите? – он предложил пластиковый пакетик.
– Нет уж, унучек! Сам глотай эти таблетки. А мне пусть нальют фронтовых сто грамм. Если водки нет – можно и спирт.
«Пионеры» снова подавились смехом и старику показалось, что каким – то таким… не настоящим.
– Что, унучики? – он участливо погладил мальчика по щеке, – Хвории наглотались? И уж с утра? Ай – яй – яй!
– А чо? Нам можно. Нам уже 10 лет! – выступила курносая девочка с ультрамариновой прядью волос, выбившейся из – под алой косынки.
– Александр Григорьевич, дорогой! Но Вам же трудно будет. У Вас же возраст. И жара, всё – таки. Смотрите – 55 градусов в тени! А что будет через час? Мы даже венок сделали голографический, чтоб Вам не тяжело нести. Вам надо будет только немного согнуть руку в локте, ну, как будто несёте, а всё остальное за вас сделает техника.
И он обратился к кому – то невидимому:
– Джони, включи!
В воздухе вспыхнул золотой круг и через мгновенье трансформировался в пышный зелёный венок с лентой. На красной ленте бронзой было написано:
«Вечная память героям Великой Отечественной Войны 1941 – 1945»
– Вот, просуньте сюда руку.
– Не буду нести голый венок! – категорически отказывался ветеран. – Дайте мне венок настоящий. Ты что, сынок! Ведь за тебя по – настоящему умирали. Такие же молодые как ты. Чтобы ты жил, сынок, чтобы жил! Чтобы радовался, чтобы голода не знал. Не дадите мне венок, так сам пойду куплю.
– Подождите, Александр Григорьевич, – сморщился ведущий. – Будет вам настоящий венок, будет.
Молодой