Две птахи. Юрий Анатольевич Буковский

ебесах.

      И снились ему путешествия: кудрявые с высоты птичьего полёта леса, степи до горизонта, синие-синие моря, жёлтые барханы пустынь и вечнозелёные джунгли. Он был молод и ещё ни разу не летал на место постоянной зимовки своей стаи в южную Африку. Но о красоте простиравшихся на этом пути под крыльями просторов поведали ему бывалые стрижи.

      Да ладно бы Стриж только спал в облаках. Они всё-таки напоминают перины, подушки, и это бы ещё куда ни шло. Но он умудрялся даже есть на лету. Широко, как сачок, разевал свой клюв и глотал всю попадавшуюся в его рот мошкару, всех пауков, жуков и комариков.

      И вот однажды насекомые, чувствуя приближение ненастья, прибились к земле, поближе к спасительным кустикам и деревьям. И Стриж снизился за ними. Он собирался перекусить впрок перед дождём и, распахнув во всю ширь свой клюв-сачок, врезался с разгону в толпу мошкары.

      Но то, что он увидел на земле, заставило его разинуть рот от удивления ещё шире.

      По дорожке заброшенной дачи прогуливалась птичка. У неё была светленькая головка с задорно съехавшей на затылок чёрной шапочкой, белоснежное брюшко, тёмный нагрудничек-слюнявчик и узор из белых, чёрных и серых пёрышек на крылышках и на спинке. Она весело поглядывала по сторонам тёмными бусинками глаз, и под каждый шаг своих стройных лапок беспрестанно трясла длинным, чёрно-белым хвостиком.

      Увидев такую неземную красоту, Стриж от изумления заложил настолько крутой вираж, что чуть было не врезался в землю. Он не поверил своим глазам, и если бы у него были руки, он бы протёр их: «Неужели это не сон? Неужели бывает в жизни такое совершенство?».

      Восторг, удивление и непонятный страх перед этим удивительным созданием природы заставили его снова взмыть вверх.

      – Кто это? – через некоторое время, опомнившись, с трудом вымолвил он и показал пролетавшему мимо товарищу в сторону дорожки.

      – Если ты о птичке вертихвостке, живущей в старом саду, так это Трясогузка, – объяснил тот.

      «Тря-со-гузка, – музыкой прозвучало слово в голове Стрижа. – Какое восхитительное название. И как оно подходит к этой чудесной птичке».

      Отныне вся жизнь его наполнилась мыслями о ней. Ловил ли он мошек, парил ли в стае в облаках, внимая рассказам бывалых стрижей, перед его мысленным взором была она – птичка в задорной шапочке на светлой головке. И даже путешествия снились ему теперь только с ней – она на слабеньких крылышках парит в вышине, а он на расстоянии оберегает и охраняет её. Даже в думах своих он боялся приблизиться к ней – хрупкому и нежному созданию из мира мечты.

      «И внимание моё тоже, наверное, будет оскорбительным для такого неземного существа, – сокрушался Стриж. – Ведь столько красавцев вокруг. В саду долбит сухостой дятел с длинным носом и в цветастой одежде. За забором горланит петух со шпорами, с алым гребешком и бородкой. И бормочет индюк с пёстрым хвостом веером, с трясущимися фиолетовыми щеками и бородавками.»

      Стриж не боялся соперничества. И мог бы погибнуть, сражаясь с кем угодно, хоть с орлом, за один только её взгляд, обращённый к нему. Но даже летать низко над дорожкой, по которой прогуливалась, беспрестанно крутя хвостиком, Трясогузка, представлялось ему кощунством. Ведь он был ничем не примечательной чёрно-бурой птичкой с большим ртом и коротенькими, неуклюжими лапками.