будет так, как я сказал, и даже не пытайся меня переубедить. Обтурацио!33
Майдель рухнул в траву, со страхом и изумлением глядя на друга, выпрямившегося во весь свой двухметровый рост и взирающего на него сверху вниз. Внезапно он почувствовал себя тем самым кузнечиком, над которым навис огромный кулак. Поёжившись от непривычного ощущения, маг примирительно сказал:
– Ну, прости меня, Кон! Я перегнул палку. Не хочешь, как хочешь, дело твоё.
Виттельсбах расслабился и сел рядом.
– Я люблю тебя, Вольфи, и меня тревожит твоя нередко неоправданная жестокость. Детство у тебя было несладким, я понимаю, но, поверь, и моё меня не баловало. Оставь ты мысли о власти и наслаждайся жизнью.
Визави покачал головой.
– Каждому своё, Конрад.
Неподалёку прозвучал девичий смех, и Майдель перевёл разговор на другое:
– Мне кажется, что Гизела с Хорстом уже собрали все ромашки на лугу и даже успели погадать на любовь, – хитро улыбнувшись, сказал он.
Друг встревожился.
– И верно, пожалуй, они слишком долго остаются наедине.
– Ревнуешь? – лукаво спросил Вольф.
– Не то чтобы, – смутился Виттельсбах, – но всё же как-то неспокойно.
– Ну, тогда пошли к ним.
И мальчики, вскочив, наперегонки побежали на звук весёлых голосов.
Память вырвала колдуна из этой грёзы и перенесла на два года вперёд в совершенно иное место. В столь болезненном состоянии чародею мог бы привидеться кошмар, но воспоминание оказалось не таким уж плохим – всего лишь отрывок из незначительного, давно прожитого дня.
Зал был залит светом и шумел, словно морские волны. Щебетали дамы, наряженные в вечерние платья от лучших кутюрье мира, беседовали о своём мужчины. Все ждали появления главной фигуры – хозяина сегодняшнего вечера, наследника Габсбургской ветви с супругой.
На приёме присутствовали отец и сын Виттельсбахи. Конрад мучился от дискомфорта, порождаемого классическим костюмом и прочими аксессуарами. Гораздо уютнее он чувствовал бы себя в обычном одеянии – рубашке, брюках и привычном уже плаще. Но светское сборище вряд ли по достоинству оценило бы такой наряд, поэтому приходилось терпеть. Неловкость усиливалась тем, что молодой маг-воин до сих пор не имел понятия, как себя вести, и боялся совершить промах.
Рихард же, напротив, свободно вступал в беседу то с одним, то с другим, обсуждая проблемы, о которых Конрад не имел понятия, и представлял собеседникам сына. Мужчины пожимали руку отпрыску дома Виттельсбахов, женщины умилённо смотрели на красивого юношу, а тот чувствовал себя породистой собакой на выгуле, которую каждый норовит погладить. С каким удовольствием восемнадцатилетний волшебник отправился бы сейчас с Гизелой на берег Рейна или на один из её любимых ромашковых лугов. Искусственные ароматы, фальшивые улыбки, бессмысленные словоизлияния – всё угнетало молодого чародея.
Но Конрад не привык сдаваться.