. Медики военно-врачебной комиссии установили итоговую категорию годности к военной службе, определив, что травма головы неизлечима, а болезнь прогрессирует. Дробышев уже сидел на рюкзаке, и вызов к главному врачу военного госпиталя Юрию Георгиевичу Родионову воспринял как ещё один мизерный шажок к выписке и долгожданному возвращению домой.
– Дробышев, за тобой приехали, – сказал Юрий Георгиевич, взглядом указав на одиноко сидящего в углу его кабинета человека в камуфляжной форме. – Вот, товарищ сам всё объяснит.
Человек в камуфляже пересел к приставному столу, где перед Родионовым неуверенно разместился бледный и исхудавший Дробышев. Неизвестный был невысоким коренастым мужчиной лет сорока, с поседевшей узкой бородкой и чёрными, как смоль, длинными усами, комично закрученными вверх.
– Так вот ты какой, гипнотизёр Дробышев! – произнёс незнакомец, сразу представившийся как замкомандира разведроты Кирьянов, приехавший за Александром с просьбой отлучиться на один день для участия «в особо важном деле». – Очень надо, Саша! Два часа туда, два обратно, на один денёк, и доставим обратно с благодарностью от всего подразделения.
Дробышев вопросительно посмотрел на главного врача, тот утвердительно кивнул, что означало лишь одно – вопрос согласован. Отпираться было не столько бесперспективно, сколь неудобно, оставалось лишь уточнить причину и детали отлучки из госпиталя.
– Чем могу быть полезен? Я для особо важных дел уже как бы фигура отработанная, – пожал плечами Дробышев.
– Саша, нужна твоя помощь, – твёрдо сказал Кирьянов, подкрутив чапаевский ус. – Твой дар нужен. Я обещал командиру, что без тебя не вернусь.
– Да какой дар, дружище? О чём вообще речь? – недоумевающе спросил Дробышев.
– О чём речь – этого пока сказать не могу. Задача будет поставлена на месте, – пояснил Кирьянов, потом повернулся к Родионову и добавил: – Скромняга-парень, представляете… Подвиг совершил, и молчит. Вернулся из вашего госпиталя в мою роту разведчик, и рассказал историю про гипнотизёра Дробышева. Он тут на кроватях прохлаждается, а там о нём легенды слагают.
– А что за легенды? Позвольте поинтересоваться, – заинтриговался доктор.
– А сам он не рассказывал? – возмущённо пробасил Кирьянов. – Говорю ж, скромняга. Сам я подробностей не знаю, но поведали так, что накрыла птичка, ну, в смысле дрон, позицию группы бойцов. Один двухсотый, два трёхсотых и ещё трое на ногах. Стали выносить раненых, один из них орал от боли так, что кровь в венах стыла. Думали, что всё, не жилец. Уже стал отключаться. Так вот, говорят, Дробышев ввёл его в состояние транса и всю дорогу, когда тот был в полубессознательном состоянии, разговаривал о перипетиях детства, юности, первой любви, потом внушал жизненно утверждающие установки, пока, наконец, живого не передал медикам. Чем, собственно, и спас. Представляете? Я так говорю, Саша, или нет? – Кирьянов повернул лицо к Дробышеву.
– Примерно так. Только я сам не знаю, как оно получилось, – неуверенно хмыкнул Александр.
– Не знает он. Всё ты знаешь, братишка. У тебя позывной Гипноз. И этим всё сказано, – по-командирски рубанул Кирьянов. – В общем, времени мало. Давай, Сань, собирайся. Выручай.
– И всё-таки… Куда мы едем и какая моя функция? – понимая, что не получит ответа, всё равно спросил Дробышев.
– По дороге поговорим, – ответил Кирьянов и, поднявшись со стула, протянул руку Родионову. – Спасибо вам за понимание, доктор. Все, как и договорились, доставлю в целости и сохранности сегодня вечером, в крайнем случае, завтра утром.
*
В расположение разведроты ехали на забрызганной чёрной донбасской грязью юбилейной «буханке», за рулём которой сидел молчаливый водитель с посечённым шрамами лицом. Работу свою он знал хорошо, мчался на максимальных скоростях, порой не обращая внимания ни на дорожные знаки, ни на сигналы светофора. Кирьянов с Дробышевым разместились на боковых сиденьях в салоне
– Слышь, Моряк, ты не увлекайся, нам товарища надо поберечь, ему сегодня работать. Доктор сказал, чтобы аккуратнее, – громко крикнул водителю Кирьянов.
– Вас понял, – посмотрев в зеркало заднего вида, спокойно отозвался Моряк и немного сбавил скорость, в салоне стало тише.
– Чего молчишь, Гипноз? Расскажи лучше, кто тебе такой позывной дал или сам придумал? – настойчиво дёргая чёрный ус, спросил Кирьянов.
– Всё просто, – театрально улыбнулся Александр. – Рассказал товарищам причину своего увольнения из школы.
– И что за причина?
– Я психологом школьным работал. Как-то рассказал старшеклассникам, что мой дед был гипнотизёром. Ну, не так, чтобы занимался этим профессионально, он вообще в колхозе работал. Но мог, например, войти в чужой двор и взять в сарае, чего надобно, а собака даже рот открыть не могла. Животные вообще в глаза деду не смотрели, что домашние, что дикие. Люди в деревне тоже лица воротили, боялись. А что? Он на собрании колхозном председателя в транс ввёл и ушёл огород копать, так собрание и закончилось, не начавшись. А председатель только часа через два очухался. Однажды