аз, возвращаясь в этот город, я обязательно проходил мимо вылинявшей с годами пятиэтажки на перекрестке ставших чужими улиц. Как дурак тащился за три километра, ведомый смешной надеждой – а вдруг увижу свет в окне на втором этаже? Вдруг увижу и вспомню. Имя, лицо, серебристый смех, упругие косички, пышными бантами, венчавшие угловатые плечи. Будто я когда-то забывал. Будто можно забыть…
***
В последнюю неделю апреля стояла жара. Совершенно нетипичная для нашего затерянного в лесах городка. Птицы голосили как сумасшедшие и на своих стремительных крыльях приносили короткие дожди, а следом – радуги и тяжелое, густое дыхание влажной земли. И счастье, конечно. Простое и понятное. Настоящее. Каким оно и бывает у человека, которому под занавес зимы стукнуло тринадцать лет. Солидный возраст: тебе уже доверяют ходить за хлебом и молоком, не опасаясь, что по дороге от магазина ты сгрызешь душистую корочку, обнажив беззащитный мякиш, который тут же напитается уличными запахами. Хотя в апреле, когда со всех сторон брызнула солнечная зелень и даже черемуха вот-вот распахнется в дурманящем танце, так даже вкуснее.
Так вот, хлеб. В тот день одинокая – без брикета масла или хотя бы молока в бутылке – буханка в вытянутой авоське, ручку которой я намотал на запястье, раскачивалась в такт моим шагам и неприятно шлепала по правой ноге. А я все думал, что со стороны это, должно быть, выглядит по-идиотски. Надо было делегировать поход за хлебом Севке – в десять лет гулять с авоськами еще не так позорно. Но что сделано, то сделано. Осталось-то пройти пару кварталов – и дом. Если срезать через соседний двор, получится еще быстрее. Знать бы, эх…
– Анька! Куда тебя опять поволокло, чертова девка!
Сперва я увидел грузную горластую женщину в ляпистом халате на балконе второго этажа. Ее грубоватый голос рассыпался на звонкие буквы, горошинами тревоги поскакав по выщербленному асфальту, кривоватой железной горке и закатился в траву, которая уже подкралась зелеными заплатками к пустующей песочнице.
– Ба, да я тут, с девочками! – прозвенело в ответ.
Я обернулся и…
Чертова девка. Банты эти дурацкие скачут по плечам, когда она взлетает над землей под тонкий свист скакалки. В сердце шевельнулся какой-то осколок, будто от апрельского солнца откололся кусок и на сумасшедшей скорости врезался в грудь. В глазах защипало. Мир расплывался, отступал в прохладную тень пятиэтажки, приглушая звуки и девчачье щебетание – я слышал только сухой перещелк сандалий, когда Анькины ноги касались тротуара, отталкиваясь для нового прыжка.
Откуда она взялась? Недавно переехала? Да вряд ли, вон сколько подружек вокруг, сбились в стайку и вслух считают прыжки. Наверное, соревнуются, кто дольше продержится со скакалкой. Но если Анька давно здесь живет, почему я никогда ее не видел? “Да потому что ты, дурак, за хлебом ходишь другим маршрутом, – мелькнуло в голове. – А может, зима была, шарфы эти до носа, шапки – не разглядишь ведь”.
– Девяносто шесть. Девяносто семь. Девяносто восемь. Девяносто девять. Сто! – завопили девчонки, когда Анька, упруго приземлившись, торжественно вскинула тонкие руки вверх. Победительница.
Она не была красивой. Ноги-спички с острыми коленками, щедро украшенными зеленкой. Простенький голубой сарафанчик на бретелях, никаких оборочек-бантиков. Единственное украшение – смешная вязаная сумочка через плечо, такая крохотная, что в ней разве что зеркальце поместится. Или ключ от квартиры. Вместе – никак. Медного оттенка волосы, туго собранные в косички, все равно пушились, рвались на свободу и вспыхивали осенним костром в лучах солнца. Еще я успел разглядеть маленький, чуть вздернутый нос, улыбчивые розовые губы, а глаза…
– Чего уставился? – пробасила какая-то девчонка и противно хихикнула. – Влюбился?
– Дура! В тебя, что ли? – огрызнулся я и вдруг понял, что действительно стою тут невесть сколько времени со своей авоськой и выгляжу, мягко говоря, странно.
Эта секундная перепалка привлекла внимание Аньки. Она, окруженная подружками, которые, видимо, тоже тянулись к ее теплому сиянию, словно глупые мотыльки на огонь, заинтересованно оглянулась и посмотрела прямо на меня. Ноги будто вросли в асфальт. Я вытянулся, замер, не в силах сделать шаг. Жилка под коленкой нервно трепетала. Анька отвела глаза, снова окунувшись в бессмысленное девчачье щебетание, а я побрел в сторону своего дома, задумчиво разглядывая трещины на асфальте.
Зеленые. Глаза у нее зеленые. С золотыми крапинками внутри. Чертова девка.
***
– Маам, а за хлебом не надо?
В нашем доме хлеб не особо жаловали – буханки хватало на два, а то и на три дня. Мама вечно на диете, мы с братом ели хлеб только с супом, а отец – в охотку. Последняя принесенная мной буханка все не кончалась и не кончалась, а я отчаянно искал повод снова пройти через тот двор и увидеть Аньку.
Было так странно – не видеть ее вот уже третий день. Сперва я был уверен, что замечу медного цвета косички в школьных коридорах – не может же Анька не ходить в школу? Но ни в параллели, ни в младших классах не нашел ее. Тогда я решил, что