енно то, что им было нужно.
До ближайшего посёлка – около десяти километров. Ни трасс. Ни магазинов.
Только лес, снег и слабый сигнал.
Они были втроём. Он, Аня и Илья. Семья. После утомительного года, бессонных ночей и бесконечной беготни – несколько дней вместе. Никто не спрашивал про работу. Не вспоминал о долгах, проектах, срочных звонках. Мир снаружи будто остался в другой жизни. Здесь – только трое. И тёплый воздух. И время, которое наконец перестало убегать.
Но внутри что-то не отпускало. Не страх, не беспокойство – что-то тугое, нераспознанное. Как будто он знал: у спокойствия есть цена. И это было не про паранойю. А про интуицию. Ту, что замирает где-то в груди, но не исчезает.
Всё выглядело идеальным. Алексей разжигал камин. Илья бегал с деревянным автоматом, изображая зомби-апокалипсис. Он устроил осаду камина: прятался за креслом и кидал в Алексея подушками.
Он выныривал из-за кресла с криком:
– Я их вижу! – и снова нырял обратно. Потом затаился, дышал, как охотник, и вдруг бросился в атаку, визжа:
– У них нет шансов! Всех спасу!
Алексей прикрылся пледом и отмахнулся – смеялся, как не смеялся давно. Потом подхватил сына на руки, кружанул в воздухе, и тот взвизгнул – не от страха, от восторга.
– Вы окружены, командир! – сказал Алексей, усаживая его на подлокотник кресла. – Сдавайтесь, пока целы!
– Никогда! – Илья сжал автомат. – Зомби не пройдут!
Аня улыбнулась и покачала головой.
– У тебя сын – герой, – сказала она. – Всё время кого-то спасает.
– Хоть в играх пускай, – ответил он. – В жизни нам всем иногда нужен шанс.
Проходя мимо, она, хлопнула его по спине подушкой:
– Только тихо, герой. Тут мама чай готовит.
Смех срывался в потолок вместе с лёгким дымком. Аня смеялась – и мир казался правильным, как в детстве.
Тогда это казалось игрой.
Аня была рядом – светлые волосы до плеч. Зелёные глаза.
Стройная. Лёгкая.
Когда она смеялась, голос будто вызывал из него что-то забытое.
К вечеру Аня пожаловалась на ломоту в теле. Сказала, что жарко. Она махнула рукой, не глядя:
– Просто устала.
На миг мелькнула тревога – короткая, обжигающая. Он хотел бы подойти, проверить пульс, измерить температуру. Но Аня улыбнулась – так, как всегда. Алексей кивнул. Хотел верить. Не умел не поверить.
Илью уложили около девяти. Он заснул, прижавшись к плюшевой акуле. Перед сном всё просил: «А можно завтра в лес? К совам?»
– Обещаю, – сказал Алексей. – Если мама будет в порядке.
– Она сильная, – прошептал Илья и уже почти спал.
Позднее они сидели у камина. Пили чай. Молчали.
Огонь потрескивал. В окнах густела темнота. За домом шевелился лес – или казалось? Иногда Алексей ловил себя на странном ощущении: будто тишина становилась гуще, плотнее.
Он коснулся её ладони – она не отняла руку. Склонилась ближе. Волосы коснулись его щеки.
– Только здесь всё по-настоящему, – сказала она. – Впервые за долгое время.
Он улыбнулся, хотел что-то ответить, но промолчал.
Слово «впервые» зацепило.
Не тревогой – скорее хрупкостью.
Когда находишь нечто настоящее – начинаешь бояться его потерять.
Она сняла свитер. Осталась в тонкой рубашке.
Он провёл пальцами по её плечам – тонким, тёплым. Ткань почти не чувствовалась. Только кожа. Она придвинулась ближе. Коснулась его губами – осторожно, как будто впервые. Дыхание стало тёплым, сбивчивым.
Он не торопился. Чувствовал, как её пальцы скользят по спине. Как под ладонью бьётся сердце.
Впервые за долгое время – был рядом. Не по остаточному принципу. Не между делами. Целиком.
И это было страшнее всего.
Потому что когда ты по-настоящему рядом – всегда есть что терять.
Она уснула, положив ладонь на его плечо.
Говорила что-то о доме – вполголоса, сквозь сон.
Он долго не засыпал. Прислушивался к её дыханию, к потрескиванию камина, к слишком тихой ночи.
Где-то в груди зудело ощущение срыва – неощутимого, но нарастающего.
Почти машинально он потянулся к телефону. Не чтобы проверить, скорее – чтобы убедиться, что всё под контролем.
Экран мигнул. Сеть прыгала, как раненая птица. Новости не грузились. Только заголовки: «сбой коммуникаций», «аномальные симптомы», «странности в южных регионах».
Он выключил экран. Сам себе сказал: «Отпуск».
Но пальцы дрожали чуть сильнее, чем должны были.
Ночью она пошевелилась странно. Дыхание – рваное.
– Всё в порядке? –