Юлий Анатольевич Дубов, доктор технических наук (Лондон).
Евгений Анатольевич Ермолин, доктор педагогических наук, профессор, заведующий кафедрой журналистики и издательского дела Ярославского государственного педагогического университета.
Максим Анисимович Кронгауз, доктор филологических наук, профессор РГГУ и РАНХиГС (Москва).
Андрей Семенович Немзер, профессор Национального исследовательского университета – Высшей школы экономики (Москва).
Александр Львович Осповат, почетный профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, профессор, руководитель направления «Филология» в Национальном исследовательском университете – Высшей школе экономики (Москва).
Виктор Владимирович Селютин, кандидат физико-математических наук, доцент Южного федерального университета, заведующий лабораторией математического моделирования эколого-экономических систем Института математики, механики и компьютерных наук имени И. И. Воровича (Ростов-на-Дону).
Лев Семенович Симкин, доктор юридических наук, профессор (Москва).
Роман Давыдович Тименчик, профессор Еврейского университета в Иерусалиме.
Мария Александровна Черняк, доктор филологических наук, профессор РПГУ имени А. И. Герцена (Санкт-Петербург).
Вячеслав Иванович Шаповалов, доктор филологических наук, профессор Кыргызско-Российского Славянского университета (Бишкек).
От автора
Эта книга родилась будто сама по себе. Нечаянно, комментируя в Фейсбуке чей-то пост, рассказал одну историю из тех, что я называю «подблюдными», поскольку все они уже были опробованы в дружеском застолье, потом вторую, третью. А дальше… Дальше они сами стали выниматься из памяти, выстраиваясь в сюжет, каким я и осознаю свою жизнь – единственную, другой не будет.
Как уже никогда не вернется и время, что родилось на излете оттепели, проползло сквозь вязкие семидесятые – восьмидесятые, рванулось вперед на рубеже девяностых и теперь, шаг за шагом, капля по капле, истекает.
Мое время, время моих ровесников – и чужое, полное тайн и загадок для новых, пошедших в рост поколений.
Его надо бы объяснить.
Так возникли, и опять же сначала в Фейсбуке, комментарии с примечаниями, ссылки на полезные книги и иное всякое, что неожиданно сблизило эту книгу… ну, не с энциклопедией полувека, конечно, я не так самонадеян, а с чем-то вроде подготовительных материалов к ней.
Бог даст, и они пригодятся.
Тем, кто постарше, – для сравнения с собственным опытом.
Тем, кто моложе, – как повод обратиться в будущем к источникам более надежным, чем эта исповедь сына века.
До н/э
Старея, все отчетливее ощущаю свое отличие от тех, кто родился у Грауэрмана[1], а читать учился по Пастернаку.
В доме моих обожаемых родителей книжек не было, кроме численника[2] – помнит ли кто-нибудь смысл этого слова? Первой книгой, которую мне, первокласснику, выдали в школьной библиотеке, были «Детские годы Володи Ульянова», а первой книгой, которую я купил, получив пять рублей в подарок на день рождения, стал сборник повестей и рассказов кабардинского писателя Хачима Теунова[3]. Что до поэзии, то она началась для меня с книги стихов Евгения Евтушенко[4] «Нежность», которую мне оставили (ровесники знают, что это такое) в поселковом универмаге, а критика – со «знаниевской» брошюры[5] Геннадия Красухина[6], ставшего много лет спустя моим товарищем, о жанре поэмы в русской поэзии 1950-1960-х годов.
Не беспокойтесь, я не буду дальше тянуть жалостливый сериал «Детство – В людях – Мои университеты», а подойду сразу к университету. Вернее, к дням подготовки к вступительным экзаменам, когда я, приехав в Ростов, отправился в районную библиотеку за учебными пособиями и взял там составленную Н. А. Трифоновым хрестоматию «Русская литература XX века: Дооктябрьский период».
Вернувшись туда, где мне случилось жить в предэкзаменационные дни, я открыл эту книгу. И мне открылась МОЯ литература. Ахматова. Хлебников. Мандельштам. Ходасевич. Бунин.
И Гумилев. Вполне понятно, что в конце первого курса я уже делал доклад о творчестве Гумилева на студенческой научной конференции. Он был, конечно, постыдно щенячьим, но в перерыве меня поманил к себе латинист Сергей Федорович Ширяев. «Не делом занялись, молодой человек, – сказал он мне брюзгливо. – Уж лучше бы Фурмановым». – «Фурмановым? – опешил я. – Никогда!» – «Ну, раз никогда, – так же брюзгливо молвил Сергей Федорович, – то вот вам номер телефона. Позвоните».
И я позвонил. И я пришел в дом по улице Горького, бок о бок с пожарной частью; ростовчане помнят, кто там жил[7]. Поднялся на третий этаж. Постучал – звонка рядом с дверью так