государственные дети. Максим Николаевич Пенкин

ие, что я их больше не увижу, ко мне не пришло. Это было похоже на очередную поездку домой на каникулы, хоть и не к родным людям.

      Четыре невыносимо долго тянувшихся года теперь остались позади. В это было сложно поверить, ведь я успел прикипеть к этому месту так сильно, что представить жизнь вне его стен казалось чем-то немыслимым. Но это случилось, назад дороги уже нет. Точнее она есть, только совсем не привлекает. В 2015 после смерти нашей бабушки, когда меня и моего брата было решено отправить в детский дом, моя родная тётя говорила мне: «Соглашайся, там тебе образование хорошее дадут, кормить будут, в поездки возить. С такими родителями у тебя здесь жизни никакой не будет». Если бы тогда от меня что-то зависело.

      Как сейчас помню ту серую «Волгу», в которой я делал селфи по пути в детский дом и выкладывал их на свою страницу Вконтакте. «Еду в Сосновку», «Еду, еду, еду», «Всё ещё еду» – так я подписывал фотографии. И улыбался на них. Мне хотелось приехать как можно скорее, потому что в своих мечтаниях я создавал образ весёлого детского лагеря – в них я бывал много раз. Каково же было моё разочарование после первого прожитого дня в этом учреждении: у меня пропала куртка, меня отчитала старшая воспитательница, еда невкусная, телефоны надо сдавать, футболки нельзя – только рубашки, сланцы нельзя – только тапочки, старые, советские, и совсем не весело. Я тихо плакал в подушку после отбоя и жевал морковку, которой меня угостила нянечка дошкольный группы, и плакал: «Заберите меня отсюда, я не хочу, мне тут не нравится». Конечно, это слышали все мальчики – в комнату три на пять метров умудрились вместить двенадцать кроватей. Тогда я ещё не особо понимал, что меня ждёт впереди, да и не особо думал об этом. Я просто скучал по прошлой жизни, по бабушке с дедушкой, по старой школе и по городу. И много плакал.