х. Со мной здоровались за руку чиновники и другие известные на всю область люди. Но на моем материальном благополучии моя слава никак не сказалась. Даже наоборот – электриком в Электросетях я зарабатывал больше, чем в иные месяцы своей журналистской работы. Я был даже немного разочарован, потому что до этого всю жизнь считал, что слава и богатство – неразлучные братья и всегда ходят рука об руку.
В Южно-Сахалинске я не имел собственного жилья и вынужден был скитаться с одной съемной квартиры на другую. Точнее даже, я снимал не квартиры, а комнаты. На большее не хватало средств. Можно было бы, конечно, жить в родительском доме в Корсакове, но ездить каждый день из одного города в другой было бы еще дороже, чем снимать квартиру.
В Корсаков меня постоянно тянуло. Там были мои родные и друзья. Я хватался за малейший повод, чтобы поехать туда в командировку, чтобы хотя бы проезд мне оплатила редакция. Корсаков всегда был богат криминальными новостями, но специфика взаимоотношений тамошних силовиков с прессой была такова, что журналистов – хоть местных, хоть областных, хоть федеральных – коротко и ясно посылали на все четыре стороны.
Однажды я поехал в Корсаков, чтобы рассказать нашим читателям о подростке, который из хулиганских побуждений пробрался в городской морг и отрезал голову у трупа. С этой головой он разгуливал по улицам, пока его не забрали в милицию.
– И чтобы без фотографии той головы не возвращался, – напутствовала меня моя руководительница, выдавая мне командировочные.
За несколько часов я сумел пообщаться с работниками морга, нашел дом, где живет шкодливый подросток, составил о нем мнение по словам словоохотливых старушек у подъезда. Сам пацан был под домашним арестом и отказался со мной даже разговаривать через дверь. Уж тем более фотографироваться. Оставалось только добыть фотографию в милиции. И это было самой сложной задачей.
Функции пресс-службы Корсаковского РОВД были возложены на информационный отдел. В отделе сидела очень милая барышня, с которой я несколько минут с удовольствием поговорил о погоде, устанавливая личный контакт. Когда я понял, что контакт установлен, я перешел к делу, спросил, как мне найти следователя, который ведет дело об отрезанной голове.
– А такими делами у нас дознание занимается, – все также просто ответила барышня. – Но у нас не принято, чтобы журналисты напрямую общались со следователями и дознавателями.
– Но я все-таки попробую нарушить вашу традицию, – я раскланялся и выскользнул из кабинета.
В отделе дознания сидели еще более милые и совсем молоденькие девочки.
– Вот так отдел дознания! – громко ахнул я, разглядывая сидевших за столами и работавших с документами барышень. – Вас сюда на конкурсе красоты отбирали?
– А как же! – чуть ли не хором ответили девушки. Комплимент им очень понравился, и они уже были мои.
Я поговорил с ними об их красоте, о том, какое это сильное оружие в работе с правонарушителями, и пожелал им беречь себя. Ведь наверняка очень сложно оставаться такими красивыми, когда мимо тебя каждый день проходит столько негативной информации.
– Ой, не говорите нам про негативную информацию, – сделав печальные глаза, сказала блондинка Юля. – Если бы вы знали, какими делами приходится заниматься.
– Так вы же в дознании работаете, у вас тут хотя бы трупов нет, – поддержал я начатый Юлей разговор.
– Вы так уверены!? – не унималась Юля.
– Конечно, уверен. Трупами прокуратура занимается. Вам самое страшное – это средней тяжести побои перепадают.
– А вот и нет! Хотите, я вам сейчас кое-что покажу, – и Юля вынула из папки, лежащей у нее на столе, фотографию отрезанной головы.
– Какой кошмар! – восхитился я. – Бедные девочки! Как же вам тяжело здесь работать! Сейчас я только один разочек щелкну, – бормотал я, доставая фотоаппарат и укладывая фотографию на стол…
Но номер не прошел. Девочки опомнились и вырвали из моих рук фотографию. Две остальных при этом шипели на Юлю за то, что она совсем бдительность потеряла и показывает материалы дела кому попало. Я начал уговаривать девочек, стал рассказывать про злющего редактора, который уволит меня с работы или лишит зарплаты, если я ему не принесу фото.
– Он у вас что, извращенец? – удивилась шатенка Катя.
– Даже не представляете, какой! – грустно сказал я.
– Ну увольтесь и пойдите работать в другую редакцию.
– В другой редакции еще хуже.
Девочки сочувственно хлопали глазами. Гнев в мой адрес прошел, и его место заняла жалость.
– Но мы честно-честно не можем дать вам эту фотографию, – чуть не плакала Юля. – Нас тоже уволят. Может быть, вы придете завтра? Завтра будет начальник отдела Татьяна Фаридовна, может быть, она даст? Мы без нее никак не можем. Честно-честно. Неужели вы думаете, что нам жалко?
– Я не могу завтра. Мне нужно сегодня. Ну девоньки, ну давайте. Никто не узнает. Ведь я мог теоретически оказаться