которого меня бы нисколько не удивило. Николай Корпанов! Настоящее ли это было его имя? Уверена ли ты в этом, дочь моя?
– Почему же он стал бы меня обманывать, – отвечала Надя, – когда он никогда ни в чем меня не обманывал?
Между тем какое-то предчувствие заставляло Марфу расспрашивать о нем все подробнее и подробнее.
– Ты сказала, что он был отважен, дочь моя! Ты мне доказала это! – сказала она.
– Да, отважен, – отвечала Надя.
«И мой сын был такой же», – думала про себя Марфа Строгова.
– Ты мне говорила, – снова начинала она, – что он не останавливался ни перед чем, что его ничто не удивляло, что он был кроток и что нежность выражалась даже в его силе, что он был для тебя и сестра, и брат и что он заботился о тебе, как может заботиться только нежная мать?
– Да-да! – воскликнула Надя. – Брат, сестра, мать, он был все для меня!
– А чтобы защищать тебя, он превращался в льва?
– Да, действительно, льва! – отвечала Надя. – Да, он был и лев, и герой в одно и то же время!
«Мой сын, мой сын!» – думала старая сибирячка.
– Он был высок ростом? – спросила она.
– Очень высок!
– И очень красив собой, не правда ли? Ну, отвечай же мне, дочь моя!
– Он был очень красив, – отвечала Надя, вся покраснев.
– Это был мой сын! Говорю тебе, это был мой сын! – вскричала старуха, обнимая Надю.
– Ваш сын? – отвечала страшно изумленная и смущенная Надя. – Ваш сын!
– Ну расскажи же мне все, – продолжала Марфа, – все до конца. Твой спутник, твой друг, твой покровитель, имел он мать? Разве он никогда не говорил тебе о своей матери?
– О своей матери? – сказала Надя. – Он говорил мне о своей матери так же, как я рассказывала ему об отце, часто, постоянно! Он обожал свою мать!
– Надя, Надя, ты рассказала мне историю моего сына, – сказала старуха. – Скажи же мне, проходя через Омск, он не должен был видеться со своей матерью?
– Нет, – отвечала Надя, – нет, не должен был.
– Нет? – воскликнула Марфа. – И ты смеешь мне говорить: нет?
– Я вам сказала «нет», но я должна прибавить, что по каким-то причинам, очень важным, но мне неизвестным, я думаю, что Николай Корпанов должен был проходить через Сибирь, сохраняя глубокое инкогнито. Это был для него вопрос жизни и смерти, нет, скорее вопрос долга и чести.
– Да, ты права: это был его долг, великий долг, – проговорила старая сибирячка. – Долг, для выполнения которого жертвуют всем, отказывают себе во всем, даже в простой радости прийти и поцеловать, быть может, в последний раз старуху мать. То, что тебе неизвестно, Надя, и то, что было до сих пор и для меня тайной, – теперь я узнала! Твой рассказ открыл мне все. Но тот свет, что ты пролила мне в душу, я не могу поделиться им с тобой! Если сын мой не открыл тебе своей тайны, то и я не вправе открывать ее. Прости мне, Надя! Я плачу тебе неблагодарностью за всю доброту твою ко мне.
– Мать, –