на палубу и стали, разговаривая, прохаживаться по ней. Темой их разговора был странный пассажир.
– Мы вскоре увидим, каков он в роли вождя, – прошептал Буабертло на ухо Лавьевиллю.
– Пока мы знаем только, он принц, – ответил Лавьевилль.
– Да как сказать.
– То есть во Франции-то он просто дворянин, но в Бретани – принц.
– Так же как Тремуйли и Роганы.
– Он, кстати, в родстве с ними.
– Но во Франции, при дворе короля, – продолжал Буабертло, – он такой же маркиз, какой я граф, а вы шевалье.
– Ну, двор-то этот теперь далеко. Про него можно, пожалуй, сказать: поминай как звали.
После некоторого молчания Буабертло продолжал:
– Что делать! За неимением французского принца, приходится довольствоваться принцем бретонским.
– За неимением дроздов… нет, за неимением орла, удовольствуемся вороном.
– Коршун бы, по-моему, лучше, – проговорил Буабертло.
– Конечно! Все же когти и клюв! – согласился Лавьевилль.
– Посмотрим.
– Да, – продолжал Лавьевилль, – пора, наконец, чтобы явился настоящий предводитель. Я согласен с мнением Тентеньяка, что все, что теперь нужно, это – предводитель и порох. Видите ли, капитан, я знаю почти всех возможных и невозможных вождей; бывших, настоящих и будущих: но ни одного из них я не считаю той умной головой, которая нам теперь необходима. В этой чертовской Вандее необходим генерал, который был бы в то же время и прокурором. Нужно надоедать врагу, оспаривать у него каждую мельницу, каждый кустик, каждый ров, каждый камешек, дразнить его, пользоваться всем, следить за всем, беспощадно убивать, запугивать, не знать ни сна, ни покоя. В настоящее время в этой мужицкой армии встречаются герои, но нет вождя: Д’Эльбе – ничтожество. Лескюр[20] – болен, Боншан[21] – склонен всех миловать и щадить; он чересчур добр, а это неразумно. Ларошжаклен[22] превосходен, как второстепенный деятель; Сильц недурен в открытом поле, но не годится для партизанской войны; Кателино[23] – наивный извозчик, Стоффле[24] – хитрый лесной объездчик, Берар – тупица, Буленвилье – просто смешон, Шаретт[25] – ужасен. Я уже не говорю об этом цирюльнике Гастоне. В самом деле, почему, черт возьми, мы придираемся после этого к революции и какая же после того разница между нами и республиканцами, если мы сами назначаем парикмахеров начальниками над дворянами!
– Дело в том, что эта проклятая революция начинает отравлять и нас.
– Это просто какая-то короста на теле Франции.
– То есть короста, собственно, только на третьем сословии, – ответил Буабертло. – Одна только Англия может помочь нам в этом деле.
– И поможет, вы в этом не сомневайтесь, капитан.
– Да, но пока все это очень некрасиво.
– Конечно! Всюду какое-то мужичье. Монархия, имеющая главнокомандующим какого-то Стоффле, бывшего лесного объездчика