несколько дней. За это время его состояние заметно улучшилось. Почему? Доктор Форшуфвуд заготовил ответ и на этот вопрос. По его мнению, отравитель полагал, что по завещанию императора и ему должна причитаться некая доля, так что он решил немного подождать, прежде чем нанести последний, смертельный удар.
23 апреля Наполеон продиктовал последнюю приписку к завещанию. Он завещал: «20 тысяч франков аббату Рекко, который научил меня читать; 10 тысяч франков – сыну и внуку моего пастыря Никола де Боконьяно; 10 тысяч франков – пастырю Богалино, который был со мной на острове Эльба; 20 тысяч франков храброму жителю Боконьяно, который то ли в 1792-м, то ли в 1793 году освободил меня из разбойничьего плена…»
Не забыл он и своих внебрачных детей, отписав 300 тысяч франков «сыну Леону, приемышу, отданному на воспитание какому-то жителю Меневаля, с тем чтобы сумма эта пошла на приобретение для него земли по соседству с имениями Монтолона и Бертрана». В случае смерти Леона – сына императора и Элеоноры Денюэль, который при жизни носил титул графа, – его состояние должно было перейти к Александру Валевскому, сыну, которого ему родила нежная Мария Валевская.
24 апреля состояние императора оставалось без изменений. Однако следующей ночью рвота возобновилась – от «новой дозы мышьяка или сурьмы». Тогда же Наполеон впервые начал бредить. 29 апреля, на рассвете, он продиктовал Маршану завещательное распоряжение для своего сына: «Завещаю моему сыну дом в Аяччо, в окрестностях Салинна, с садом и все находящееся там имущество, которое может принести ему пятьдесят тысяч франков ренты…».
Утром 1 мая у Наполеона возобновилась горячка. К нему хотели позвать Антоммарки. Однако Хадсон Лоу, командовавший стражей императора, отказывался верить в его болезнь, не без доли злой иронии называя ее «дипломатической». И все же известие о близкой кончине Наполеона заставило его лично отправиться на виллу Лонгвуд. Туда же велел явиться и докторам Шорту и Митчелу. Переговорив в присутствии Монтолона и Бертрана с Арнотом и Антоммарки, они прописали ничего не подозревавшему больному хлористую ртуть. Арнот передал Маршану десять крупиц снадобья, камердинер растворил их в подслащенной воде и дал выпить императору.
Вполне очевидно, что доза, предписанная Арнотом, оказалась слишком сильной для ослабшего организма императора, полагает Форшуфвуд. Оправданием Арноту служит лишь одно обстоятельство: он не знал, что у Наполеона был рак. Сама же о себе хлористая ртуть, как ни странно, считалась в те времена лекарством. Однако, попав в желудок, при определенных условиях она превращается в ядовитую ртутную соль. «Хорошо известно, что ртутную соль нельзя давать одновременно с поваренной солью, кисло- и основосодержащими веществами, особенно с миндальным молоком», – пишет доктор Форшуфвуд.
А что такое оршад? Это вода или сироп, состоящие из миндального молока, сахара и сока апельсинового цвета. «Если миндальное молоко приготовлено из сладкого миндаля, опасности оно не представляет, а