.

посматривал вокруг. На охотском тракте другое. Там нищета и безлюдье. Путь по Лене красив, но однообразен. А здесь природа все еще сурова, но уже мягче. Леса густые и грозные; нет, конечно, липы и дуба – сосна и береза, но сосна рослая, сильная, и береза – великан. Пашни, то и дело открывающиеся среди этих лесов, становятся все шире. Тут уж настоящая Россия, но какая-то особенная, со слишком высокими и просторными избами, без помещичьих усадеб…

      Жаль, конечно, что не встретится в пути помещик, не промчатся в санках помещичьи дочки. Хотя в то же время капитан отлично понимает, что потому и широки пашни, и ладны избы, и ямщик рассуждает разумно…

      Опять разговорились и не заметили, как стал темнеть лес по обеим сторонам дороги, как тише пошли кони, подымаясь на высокую, но пологую гору, как почему-то отстали другие кошевки, где, может быть, кони запряжены были не такие сильные и не столь ловок ямщик. Но вот подъем закончился – и широко открылось небо, какое-то особенно огромное, черное, с ясными звездами, а лес стал ниже; он раздвинулся или, вернее, провалился, и оказалось, что кошевка стоит на большой высоте на снегу. Вершины столетнего бора потонули, над ними видны стали широкие просторы, чередующиеся черные отроги лесистых гор, протянувшиеся навстречу друг другу. А за ними далеко-далеко, там, где чернела сплошная тайга, поблескивали огоньки.

      – Вон Иркутск видать, – сказал ямщик, показывая туда.

      – Так это и есть Веселая гора? – воскликнул Невельской.

      – Как же! Она!

      Место действительно было веселое.

      – Ну, теперь держитесь, ваше высокоблагородие, – сказал ямщик и покрепче натянул вожжи.

      Кони зарысили. Кошевка стала быстро спускаться, а дремучий лес из вековых сосен сразу, как чудом, поднялся по обеим сторонам дороги.

      – Тут, на Веселой, шалят, грабят купцов, – спокойно заговорил ямщик. – Самое любимое у них место.

      Временами правая стена леса исчезала, дорога выходила к обрыву, и снова на несколько мгновений открывался веселый вид манивших к себе огней и косые черные полосы леса на горных отрогах, а потом сани снова опускались в лесную ложбину, а приподнявшийся сосновый бор опять скрывал все.

      Кошевка помчалась еще быстрее, и опять время от времени открывались внизу веселые огни.

      – Славный вид! – молвил капитан.

      Теперь уж видно много огней. Правее, тоже далеко, белел большой пласт в лесах, как сугроб в траве.

      – А что это там виднеется? Река?

      – Ангара! – отвечал сибиряк. – Нынче замерзла рано, уж переезд есть. А когда и в январе встанет, а перед Пасхой пройдет.

      – А я слыхал, бывает, что вообще не становится.

      – Как же! Бывает и так… Впервые у нас? – вдруг спросил ямщик.

      – Впервые.

      Мужик на мгновение пристально взглянул на капитана, тут же повернулся и усердно хлестнул по коням.

      «Какое небо высокое и звезды яркие необычайно, как куски хрусталя, – думал капитан. – И воздух удивительный. Да, природа здесь иная и, кажется, другие люди. Конечно, со здешним народом Николай Николаевич может горы