.

казны.

      – Этот план, Николай Николаевич, – заикнувшись, сказал Невельской, прочитавши доклад, – ош-шибочен!

      Муравьев молчал.

      – Зачем нам крепости и дорогостоящие сооружения на Камчатке, когда сама природа воздвигла здесь повсюду неприступные укрепления, лучше которых желать не надо? Зачем делать из Камчатки область и назначать на пустырь губернатора? Нам нужен хлеб, оружие, а главное – средства подвоза и пути сообщения! Кто же станет спорить, что в Петропавловске превосходная гавань?

      – А вы знаете, что произошло в Петербурге? – вдруг спросил губернатор.

      – Что вы имеете в виду? Окончание венгерской кампании?

      – Садитесь, Геннадий Иванович! – мягче продолжал Муравьев. – Пока мы с вами путешествовали, стряслась беда.

      Невельской посмотрел с удивлением, не понимая, какая еще беда может быть – и так хуже некуда. Рука его опять потянулась к крышке от чернильницы. Она так и искала, за что бы ухватиться.

      – Вы получали что-нибудь от Баласогло? – спросил Муравьев быстро.

      – Я не был утром на почте, но в Якутске ничего не получал.

      – Вы давно знаете его?

      – Двенадцать лет.

      – Как вы познакомились?

      – Он преподавая шагистику в корпусе…

      – Баласогло арестован, – сказал губернатор. – Он – участник революционного заговора… В Петербурге раскрыт обширный противоправительственный заговор и произведены многочисленные аресты. Готовился переворот. Заговорщикам грозит смертная казнь.

      Невельской остолбенел.

      – Целью заговора было распространение социалистического учения, свержение государя и превращение России в республику. Заговорщиков винят, что они готовили огромное восстание в Сибири и на Урале, и возглавлял все это некий Петрашевский, чиновник Министерства иностранных дел…

      «Петрашевский? Неужели это тот самый? Может быть, однофамилец?» – подумал капитан.

      – Дело это имеет огромное влияние на всю жизнь России и на наши действия на Амуре в том числе. У них были свои люди всюду… И здесь тоже! По крайней мере, так подозревают… Нас с вами могут обвинить в любой миг. Вот теперь я скажу вам, что был тысячу раз прав, что отстранил от себя Баласогло. Я знаю, меня порицали и за это, но мой нюх меня не подвел. Судите сами, какие после этого могут быть гавани на устье, когда никто и ни о чем теперь и заикнуться не смеет! Наша с вами ответственность теперь возрастает в тысячу раз!

      Невельской мгновенно вспомнил свои разговоры с Александром, общие настроения своих штатских приятелей.

      «Что за чушь? Какое восстание в Сибири и на Урале?» – думал он. Никогда ничего подобного не говорил ему Александр. Вообще Баласогло, как казалось капитану, не мог быть участником никакого заговора, это человек, лишь возмущенный несправедливостями.

      Муравьев помянул, что получил личное письмо от министра внутренних дел графа Льва Алексеевича Перовского, который, как знал капитан, приходился