а радужная пленка, занимавшая восточную часть зоны обзора, раздражала ярмарочными красками.
– Не вижу! – сердито сказал он. – Выбрали энпе, нечего сказать! Где танки Колымасова?
– Левее моста, товарищ генерал, – негромко пояснил маленький капитан-разведчик, оборудовавший для комкора этот наблюдательный пункт.
Генерал оторвался от окуляров, поправил сбитую на затылок фуражку.
– Выдвинуть вперед, – сказал он. – Так, чтобы я моторы слышал. Струсили под занавес, разведчики? – Он насмешливо посмотрел на капитана покрасневшими от бессонницы глазами и легко прыгнул на бруствер. – Связь, не отставать!..
Генерал шагал туда, где глухо гремел бой, прикрытый тугими клубами сизо-серой смеси дыма и тумана. Он шел в рост, не пригибаясь от случайных снарядов, сунув руки в карманы ватника и поеживаясь. За ним неслышно скользили адъютант и два автоматчика.
Было прохладно, и стволы автоматов покрылись мельчайшими капельками росы. Солнце никак не могло перевалить через горы, в низине было еще по-ночному сумрачно, и только высоко в редких прогалинах тумана угадывалось светлеющее небо.
– Три семнадцать, – сказал генерал, взглянув на часы. – Поздно здесь светает.
Генерала обогнали сначала разведчики во главе с капитаном, а потом и связисты, тащившие катушки и дублирующую рацию.
– Чтоб связь работала! – крикнул вдогонку генерал.
– Так точно, товарищ генерал! – автоматически отозвался лейтенант-связист и побежал, по временам пригибаясь и удобнее укладывая провод.
Разведчиков было шестеро – в ватниках, подпоясанных ремнями, с автоматами за плечом, ножами и гранатами на поясе. Шестеро молчаливых, привыкших общаться скорее знаками, чем словами, прошедших войну солдат. Они одинаково бесшумно, чуть пригнувшись, шли след в след за капитаном, и по профессионально легкой, неторопливой и расчетливой походке их можно было принять за пехотинцев, если бы не традиционные черные шлемы, которые в танковых войсках носили все, даже тыловики, ремонтники и связисты.
– Не вышло, – усмехнулся рыжеватый молодой разведчик, когда они обогнали генерала. – Разве его обманешь?
– А бой-то, по всему видать, последний, – вздохнул рослый сержант, тащивший стереотрубу. – Ковырнет какая-нибудь дура случайная – обидно…
Они говорили не о себе. Они говорили о генерале – командире их танкового корпуса. Он разгадал наивную хитрость, с помощью которой они надеялись обезопасить его в эти последние часы войны. Сказать, что они любили его, как любят солдаты смелых и удачливых командиров, значило бы сказать мало и обычно, потому что они не просто любили – они гордились им, как гордятся братья самым талантливым и счастливым в семье. Гордились перед солдатами других корпусов, перед знакомыми и незнакомыми офицерами и генералами, гордились перед семьями, и военная цензура подчас вставала в тупик, натыкаясь в солдатских письмах на восторженные фразы о нашем. Его называли так в разговорах: «наш сказал», «наш приказал», «наш велел». Называли все – и солдаты, и офицеры, – и никто не знал, когда зародилось это теплое, почти семейное отношение к командиру корпуса. А «наш» был нисколько не мягче, не добрее, не сердечнее любого командира. Скорее наоборот: он был суровее многих, не терпел противоречий, а в бою проявлял порой граничащую с жестокостью непреклонность. Он никогда не сбивался на солдатские шуточки, бытовавшие в разговорах многих генералов, был замкнут, и мало кто в корпусе мог похвастаться, что видел улыбку на его лице.
Он был храбр, но удачлив, резок, но демократичен, суров, но справедлив. Все эти качества встречались у многих военачальников, но «наш» генерал имел еще одну и, вероятно, решающую особенность: в августе этого года ему исполнялось тридцать лет…
– Мелешко, ты с него глаз не спускай, – сказал маленький капитан, устанавливая стереотрубу на чердаке разбитой водонапорной башни – единственного уцелевшего строения некогда обширного фольварка.
Сержант, тащивший стереотрубу, молча кивнул. Приказ этот означал, что отныне ему в обязанность вменяется прикрыть генерала телом, если в этом возникнет необходимость, но разведчик только заботливо обтер рукавом ватника автоматный ствол и ушел встречать подопечного.
Генерал шагал быстро, но неторопливо: часто останавливался, наблюдал за боем, в который втягивались подходившие части, рассылал связных по участкам. Он знал, что наблюдательный пункт надо не только найти, но и оборудовать, и заранее давал своим людям на это время, чтобы они не нервничали, видя торчащего над душой командира.
Связисты быстро готовили связь. Временами лейтенант включался в провод, проверяя, не перебило ли его осколком, говорил несколько шифрованных слов и снова смыкал цепь, следуя за своими телефонистами.
– Товарищ генерал!.. – вдруг непривычно громко крикнул он, стоя на одном колене и протягивая трубку. – Товарищ генерал, вас!
Генерал с удивлением посмотрел на его сияющее, счастливое и одновременно растерянное лицо и взял трубку:
– Ну?.. Так…
Лицо его на мгновение дрогнуло,