«Течение» «Современных записок» (Книга XXVI). Зинаида Гиппиус

Совр. Зап.“ не отступили от данных ими обещаний и не нарушили их…»

      Так говорит один из руководителей журнала, М. Вишняк, в «юбилейной», 26-й, книжке; это не только верно, это, пожалуй, чересчур скромно. Ведь недаром же, по словам самого Вишняка, журнал создал, за годы своего существования, так называемое «течение „Современных Записок“». Создать «течение» не всякому журналу удавалось, а создать его при данных, небывалых и неслыханных условиях русской жизни – вещь, почти чудесная. Правда, срок для работы немалый: как раз эти исключительные условия заставляют нас считать каждый год жизни журнала, если не за десять, то, по крайней мере, за пять лет. И пятилетний «юбилей» «Совр. Записок» не следует даже ставить в кавычках: он действительно юбилей: Вишняк с полным правом мог бы сказать вместо: «вступая в шестой год…» – «вступая в двадцать шестой год нашего существования».

      Об этом юбилее, о заданиях и достижениях «Совр. Записок» на протяжении данного срока, об интереснейшей статье Вишняка («Пятилетние итоги») и хочу я, главным образом, поговорить.

      Статья на редкость отчетливая во всех отношениях, очень многое освежающая и закрепляющая; она, конечно, есть центр данной, 26-й книжки журнала. Со всем беспристрастием, не впадая в тон «юбилейных речей» (как нам не нужен и даже вреден сейчас этот тон!), я хочу тоже подойти к этим «итогам»; ведь иное со стороны виднее, виднее даже и приуменьшение своих заслуг («Совр. Зап.» «сделали немного»)… Впрочем, скромность всегда – ценность; только тот, кто думает, что он сделал мало, может сделать и сделает больше.

      А собственно этой новой, только что вышедшей книге как таковой, – я могу посвятить лишь несколько беглых строк. Юбилейная фактически (об этом, конечно, нигде, кроме статьи Вишняка, и не упоминается) – она мало чем отличается от двух предыдущих, и в художественном, и в других отделах. Особенно в художественном: до такой степени, что вздумай я обстоятельно останавливаться на каждой статье – мне пришлось бы повторяться. Это зависит, конечно, от круга, от все тех же, повторяющихся, имен. Зайцев, Ремизов, Бунин, Шмелев, Ходасевич, Зайцев, Бунин, Ремизов… Там новая драма из архива Андреева, здесь новые (очень ценные) варианты к «Казакам» Л. Толстого. Все, как мы видим, самые настоящие «имена», однако, повторяясь, они не могут не давать впечатления однообразия. Я не только не ставлю это в упрек руководителям журнала, напротив, – ставлю в заслугу: цвет нашей литературы, с корнями вырванный из родной земли, находит в журнале необходимую для дальнейшей жизни почву. Этим исполняется одно из важных заданий журнала. Но это не изменяет факта – впечатления однообразия. И я думаю, нет особого смысла и нужды отмечать: в 24-й книжке Шмелев («Старуха») был совсем недурен, так, что даже его, шмелевские, недостатки обертывались достоинствами, в 25-й – хуже, а в этой, рассказ «На пеньках» – куда как слаб, скучен и небрежно написан; благоуханная бунинская «Митина любовь», со всеми ее срывами, наводила на размышления, требовала возражений, а новейший его рассказ «Цикады», достойный всяческих похвал за неувядаемо-прекрасный, бунинский, язык, – сам есть передача размышлений поэта, далеко не блещущих новизной и с которыми, в сущности, нечего делать. Недавняя, наивно-восторженная, статья Н. Кульмана по поводу этих «Цикад», до земли преклонившегося перед таким мироощущением «поэтического пантеизма», меня, впрочем, не удивляет: всякий ищет Бога и находит его там, где ему свойственно. Переходя к Ремизову – стоит ли отмечать, что вот этот его отрывок – лучше, этот грубее, а относительно Зайцева – говорить, что и в данной книге Зайцев так же нежен, прост, прозрачно тих, как в предыдущих?