Сергей Довлатов

Старый петух, запеченный в глине


Скачать книгу

акомые пьяницы. Помню, дисквалифицированный боксер Литовченко кричал мне:

      – Еду! Жди! Готовь закуску!

      Я вяло сопротивлялся:

      – Сейчас ночь.

      – Вечно у тебя ночь, когда я звоню.

      – Да и выпивки нет.

      В ответ раздавалось:

      – Должен тебя разочаровать: есть, и в неограниченном количестве…

      Так было в Союзе.

      Я встал, прикрывшись газетой. Пол был теплый. Подошел к телефону. Слышу, говорят по-английски:

      – Это полиция. С вами желает беседовать…

      – Кто? – не понял я.

      – Мистер Страхуил, – еще раз, более отчетливо выговорил полицейский.

      И тут же донеслась российская скороговорка:

      – Я дико извиняюсь, гражданин начальник. Страхуил вас беспокоит. Не помните? Восемьдесят девятая статья, часть первая. Без применения технических средств.

      Я все еще не мог сосредоточиться. Слышу:

      – Шестой лагпункт, двенадцатая бригада, расконвоированный по кличке Страхуил.

      – О господи, – сказал я.

      Страхуил повысил голос:

      – Все, начальник, испекся. Припухаю у ментов в районе Двадцать первой и Бродвея. Надо срочно выкуп заплатить. А у меня тут, кроме вас, ни одного солидного знакомого. Шплинта зарезали. Володя Рваный лечится от алкоголизма.

      – Что произошло? – спрашиваю.

      – Да ничего особенного. В Сирсе повязали, гады. С мантелем в руках.

      – Что значит – с мантелем?

      – Я мантель примерял, такой каракулевый, дамский.

      Тут я наконец все понял:

      – Ты шубу украл?

      – Какой – украл?! Пытался. А то сразу – украл. Пытался и украл – вещи разные. Это как день и ночь.

      Я задумался – что происходит? Одиннадцать лет я живу в Америке. Шесть книг по-английски издал. С Джоном Апдайком лично знаком. Дача у меня на сотом выезде. Дочка – менеджер рок-группы «Хэви метал». Младший сын фактически не говорит по-русски. И вдруг среди ночи звонит какой-то полузабытый ленинградский уголовник. Из какой-то давней, фантастической, почти нереальной жизни. Просит за него выкуп уплатить – четыреста долларов.

      – Иначе, – говорит, – в тюрьму отправят, к черномазым. Удовольствие ниже среднего.

      Я вынес телефон на кухню. Потянулся за сигаретами. Слышу:

      – Гражданин начальник, захватите четыреста пятьдесят для ровного счета. Надо же отметить это дело, выпить по такому случаю.

      Тут я немного опомнился, спрашиваю:

      – Который час, ты знаешь?

      – По московскому времени скоро двенадцать.

      – При чем тут московское время?!

      Но полицейский мне уже адрес диктует:

      – Двадцать один, ноль три, второй этаж, сержант Барлей.

      И голос Страхуила:

      – Гражданин начальник, выручайте!

      Моя жена спросила:

      – Что такое?

      Я даже отвечать сначала не хотел. Ну что я ей скажу? Звонит, мол, уголовник Страхуил. Просит внести за него четыреста долларов. Бред какой-то.

      – Кто это? – спрашивает жена.

      – Так, – говорю, – знакомый артист.

      – Что у него случилось?

      – Денег просит.

      – Вечно тебе звонят какие-то подонки. Почему тебе Солженицын не звонит? Или Барышников?

      – Видимо, – говорю, – у Барышникова денег хватает.

      Я оделся, вывел из гаража машину. Еду и думаю: ведь рассказать кому-то – не поверят. Это только с русскими бывает. Уехал человек в Америку. Шесть раз переезжал с одной квартиры на другую. Стал домовладельцем. Все забыл. Все былые телефоны, имена, названия ленинградских улиц. И вдруг – звонок.

      Мне один знакомый еще в Ленинграде рассказывал. Пристали к нему два хулигана в электричке. Выкинули его на ходу из тамбура. Скатился он по насыпи в канаву. Потерял сознание, естественно. Очнулся ночью, под дождем. Приподнялся и слышит:

      – Вы случайно не знаете, кто изобрел граммофон?

      Сидит мужик под зонтиком возле канавы. Кроссворд разгадывает. Да еще и мужик-то знакомый, как выяснилось, по офицерским сборам…

      Еду через мост из Квинса. И вдруг начинается траффик. Причем солидный. Мили на две вперед – сплошные красные огни.

      Это только в Нью-Йорке может случиться. Траффик в пять часов утра. Как он возник, из-за чего?

      Минут сорок я ехал от «Квинсборо-плаза» до фуникулера на углу Шестидесятой и Второй. И только за мостом я понял, что случилось. Там, возле бывшей железнодорожной кассы, есть захламленная лужайка. Необитаемый клочок земли между двумя автострадами. Треугольная зона неуязвимости в потоке машин. Сотни раз я проезжал здесь, и все было нормально. А тут вдруг появился одинокий негр-саксофонист. Он был почти невидим в темноте. Играл самозабвенно, но плохо. Подбородком двигал,