Александр Омельянюк

И смех, и грех, и обученье


Скачать книгу

своим мыслям он расслышал и, будто бы подтверждающий это, стук вагонных колёс на стыках рельсов: Платон Кочет, Платон Кочет, Платон Кочет…, Платон хочет!

      Улыбка озарила его лицо, что совпало с первыми лучами восходящего Солнца. Да! Хорошо начинается день!

      А накануне вечером шёл мокрый снег. Москва, словно расстроившись, провожала его в нежданно-негаданно свалившуюся, словно снег на голову, командировку. Да какую! Поездка в Киев для повышения квалификации в течение недели, и то, только до обеда. А остальное время твоё!

      Не имея в Киеве ни родственников, ни друзей, ни знакомых, Платон понимал, что второго такого случая в его жизни может и не быть никогда.

      Поэтому он твёрдо решил посвятить всё своё свободное время изучению достопримечательностей этого древнего города.

      Его приятные предвкушения прервала сухонькая старушонка, вышедшая из соседнего купе и разделившая с ним созерцание восходящего Солнца.

      – «Ну, что, милок! Не спится?».

      – «Да нет, бабушка, уже выспался!».

      – «А я вот уж старая совсем стала, так долго спать не могу. Ранёхонько подымаюсь. Уж кости дряхлые совсем. Долго лежать не в силах, поясница устаёт. Да и говорят солей полно в суставах-то. Не гнутся они, что-то очень-то. Видать увядаю я!».

      – «Ничего, бабуля, пройдётесь сейчас, разомнётесь, и полегчает!».

      – «Ты, видать, добрый человек! Куда путь держишь то?».

      – «В Киев, в командировку на недельку!».

      – «А я вот к внучатам! Туда же, в Киев, к дочери!».

      – «А много внучат у Вас?».

      – «Да двое всего», – вздохнув, ответила старушка – а раньше-то поскольку рожали!».

      – «Так сейчас жизнь другая стала. Тяжело некоторым с детьми».

      – «Да жизнь всегда одинаковая. И тяжёлая и не очень. Не в этом дело. Себя больше любить стали. Вот и не рожают. У тебя, кстати, у самого сколько детей будет?».

      – «У меня то?» – Платон на секунду задумался, мысленно считая своих детей:

      – «Четверо! Три мальчика и девочка! А может и больше? Бог их знает!».

      Старушка удивлённо и вопросительно уставилась на Платона:

      – «Ну! Ты уж и не помнишь, сколько у тебя детей?!».

      – «Так у меня они от разных. Разных мам.… Ну, в общем, могут быть ещё!».

      Старушка надолго затихла, соображая что-то в уме. Наверно ей хотелось поговорить с Платоном. Но в душе она не могла смириться с услышанным. Боясь обидеть приглянувшегося ей попутчика, она молчала.

      Первым нарушил паузу Платон:

      – «Да! Всякое в жизни бывает» – задумчиво произнёс он.

      Старушка восприняла это, как знак покаяния, оживилась, и продолжила доверительно:

      – «Ты, милай, не расстраивайся! Важно, что ты всё понимаешь. А жизнь, конечно, другая стала. Мало кто теперь её понимает!».

      Житейская мудрость подсказала старушке целесообразность продолжения разговора:

      – «Вон, как всё подорожало, и нету ничего! Зато конфликты всякие. Стреляют! Мужики вон и заработать-то толком не могут. А кормильцы же. Вот тебе и рождаемость, и буйство, и перспяктива всякая!».

      – «Да! Жизнь ухудшается прямо на глазах. А как, мать, раньше-то жилось! А? Всё шло, как по маслу! Всё было и вдосталь…!».

      Старушка перебила его:

      – «Вот и доходились, милок! Потому его теперича и нету, масла-то! не надо было всем-то по нему ходить-то!».

      Платон чуть было не рассмеялся, подумав, что старушка есть старушка, и ничего старушечье ей не чуждо. Но сдержался. Он вдруг понял, что она, видимо, недовольна своим зятем, если он вообще ещё есть.

      После короткой задумчивости старушка заключила:

      – «Видать, мы раньше жили при коммунизме, и не знали этого! Не то, что нонче. Не надо было трогать советску власть-то!».

      От этих слов Платон совсем было развеселился, но старушка вдруг прервала беседу, коротко попрощалась с ним и быстро засеменила в конец коридора, в сторону туалета.

      Платон с выражением улыбки на губах остался у окна созерцать окрестности. Настроение его улучшилось, и под впечатлением разговора с незнакомой старушкой, увиденного за окном бесконечного пейзажа, и, в силу неиссякаемого жизненного оптимизма, в голове у него понеслось:

      Впервые в Киев еду я!

      Там не живут мои друзья.

      И родных там тоже нет.

      Кому же передать привет?..

      И вот вхожу я на перрон.

      Сажусь в пятнадцатый вагон.

      Меня столица провожает,

      И мокрым снегом завлекает.

      А вот весна того не знает,

      Поэтому вдогонку мне

      Густые, мокрые кидает:

      Летят снежинки в полутьме…

      Дальний поезд быстро мчится,

      И колёса